Разгон
Шрифт:
– Прекрати, - тихо сказала Людмила.
– Ну, ладно... Он все знает, я темный. Он сидит в Приднепровске и учится разговаривать с вычислительными машинами, а я отдаю предпочтение разговорам с женщинами.
– Не вижу особых успехов, - подала голос Анастасия.
Кучмиенко покряхтел. Он снова очутился на периферии заинтересованностей, его вытесняли безжалостно и постоянно, вся его значительность, которой он так гордился, слетела с него, как только он переступил порог этой квартиры, с ним не считался даже родной сын. Он попытался прикрикнуть на Юрия:
– Да замолчи ты!
Но Юрий уже вышел
– Я женился на Люке, - словно бы сам себе громко говорил Юрий, - но ведь она меня не любит. Она сожалеет, что отказала тогда Совинскому. Всю жизнь будет раскаиваться и сожалеть. Анастасия, вы знаете: Иван до сих пор любит Люку.
– Любовь никогда никого не унижала, - спокойно ответила Анастасия.
– Да, - воскликнул Юрий, - она поднимает человека, как математика. Она помогает человеку окончательно потерять обезьяний хвост. Вопрос: как вы относитесь к случайным половым связям?
Людмила шлепнула его по щеке.
– Замолчи! Как не стыдно!
– Прости, Юра, - сказал сконфуженно Совинский, - я не хотел...
– Ты привел Анастасию, чтобы посмотреть на выражения наших лиц, а затем кинулся еще обливать грязью всю нашу работу. Но я не хочу быть неблагодарным.
Людмила встревожилась не на шутку:
– Что ты хочешь сделать?
– Найму небольшой эстрадный оркестр, чтобы нам было весело.
Кучмиенко тоже встал и подошел к Юрию, сказал ему строго:
– Юрий, ты пьян.
– Он что-то задумал дурное, я его знаю, - еще больше встревожилась Людмила. Она схватила Юрия за руки, он вырвался, нагнулся над магнитофонными кассетами, лихорадочно перебирал их.
– Пока дышу - думаю. Я добрый. Я хороший. Кроме того, я непревзойденный специалист по бытовой электронике. Так называемый бытовой гений. Какие последствия моей деятельности в этой отрасли? Они наглядны и сейчас будут вам продемонстрированы. Люка, не мешай, ты же просила поставить что-нибудь интересненькое.
Анастасия кивнула Совинскому:
– Нам пора идти.
Совинский заколебался:
– Оставить Юру в таком состоянии?
– Если хотите, я могу вас проводить, - неожиданно вызвался Кучмиенко.
– А как же Юрий? Вы можете его оставить в таком состоянии? Наверное, это в самом деле было бы нехорошо...
Юрий с кассетой в руке подбежал к Анастасии, обнял ее одной рукой, заглянул в зеленоватые глаза.
– Конечно же нельзя оставлять меня в таком реактивном состоянии, Анастасия! Хоть я и электронщик, и частично даже кибернетик, но я прежде всего человек. А что изменила в человеке и в мире вообще кибернетика? Может, мы стали быстрее запоминать таблицу умножения? Или дети рождаются у нас не через девять месяцев, а через три? Или трава изменила свой
Кучмиенко потирал руки. Ну, молокосос! Ну, желторотик! Выступать против НТР! Против прогресса! Против будущего!
– Машина разгрузила человека от второстепенных исполнительских функций, - поучительно молвил он.
– Она дает нам возможность сосредоточиться на главном!
– А что главное?
– ехидно допытывался Юрий.
– Главное - это не просто жить, а осмысливать свою жизнь, быть хозяином труда и всей страны.
Юрий небрежно махнул рукой, снова пошел к магнитофону.
– Мы довольны собой, - бормотал он.
– Мы не физики, мы лирики. Но лирики - это трата времени, сил, средств. Я же не тратил время. Я покажу вам кое-что. Как говорил поэт: "Я покажу тебе ужас в пригоршне пепла!"
– Юка, я тебя предупреждаю, - издалека подала голос Людмила.
Юрий не слушал никого. Говорил сам с собой.
– Вопрос: имеет ли сегодня значение маленький внутренний мир человека в океане электроники и кибернетики? Ответ: имеет и всегда будет иметь. Если бы даже наше общество отказалось от поддержки и обогащения внутренней жизни каждого, то мы обогатили бы его сами. Да. Музыка? Типичное не то. Нам нужна не музыка, а истина. Хотя, к превеликому сожалению, я уже говорил, - так называемая истина не всегда полезна. Например, какая польза в той истине, что у моего отца кривой нос? Или истина, которая относится к разряду печальных: каждый год эпидемия гриппа. Спрашивается: как любить ближнего своего, когда у него вирусы? Сейчас я хочу продемонстрировать вам плоды своих рук. Нет ничего совершеннее человеческих рук, сказал я академику Карналю. Но ведь это же рука обезьяны, - ответил мне академик, забывая о том, что эта рука его кормит. А вот и так называемые плоды.
Он наконец нашел нужную кассету, поставил ее на магнитофон, отошел в сторону, сложил руки на груди, потом подбежал к проигрывателю, поставил пластинку, с проигрывателя зазвучала тихая музыка, с магнитофона неожиданные голоса Совинского и Людмилы. Сначала никто ничего не мог понять, даже сама Людмила. Юрий торжествовал. Показывал рукой на магнитофон, мол: слушайте, наслаждайтесь, поглядите, на что бывает способен простой бытовой электронщик! Только Кучмиенко, который с такой настойчивостью добивался записывания всех разговоров академика Карналя на работе и не раз хвалился этим даже дома, кажется, начал понимать, что оно к чему, но тоже не трогался с места, прислушивался к выкраденным голосам Людмилы и Совинского, выкраденным коварно, тайно, преступно и теперь брошенным сюда.
Голос Людмилы. Но разве мы не говорили откровенно?
Голос Ивана. Есть откровенность окончательная.
Голос Людмилы (сквозь смех). Вы уже думаете о делах окончательных? Может, о смерти?
Голос Ивана. Напротив. Мне кажется, что я еще совсем не жил. Впечатление такое, будто жизнь только должна начаться, и все зависит от вас.
Голос Людмилы. От меня?
Людмила наконец стряхнула с себя оцепенение, решительно подошла к магнитофону и выключила. Юрий спокойно включил.