Разгон
Шрифт:
Кучмиенко сановито покашлял, позвенел ложечкой о чашку.
– Позвольте вмешаться. Ты, Юрий, говоришь не то.
– Тебе жаль Совинского? Тогда зачем же ты выгнал его из фирмы?
– Я не выгонял, и фирма не моя, заруби себе на носу! У нас все государственное. Я на своей работе государственный человек!
– А где начинается государство? С нас? А может, мы с него?
– Люди часто не знают, где они могут принести больше пользы, поэтому нуждаются в контроле и руководстве, - поучительно произнес Кучмиенко.
–
– Я тебе этого не говорил, - спокойно заметил Совинский.
– Или, может, я не отношусь к тем, кто живет от приказа до приказа, а там ему хоть трава не расти!
– Ты умеешь работать.
Юрий откинулся на спинку стула, засмеялся.
– В таком случае идеями обмениваться не будем, материальными ценностями - да.
– Мальчишество, - обращаясь к Анастасии, вполголоса проронил Кучмиенко.
– На что только растрачивается энергия! А между прочим, энергия каждого тоже принадлежит государству. Теперь модны дискуссии об источниках энергии, об экономном отношении к природным ресурсам. Кое-кто пробует запугать: мол, что будет, когда исчерпаем всю нефть, сожжем весь уголь, спилим все леса, опорожним газовые подземные кладовые. А я бы спросил таких запугивателей: задумались ли вы, какие запасы энергии таятся в душе прогрессивного человечества?
Совинский переглянулся с Анастасией, которая смешно наморщила носик, слушая велеречивые разглагольствования Кучмиенко.
– А что, разве есть и регрессивное человечество?
– спросил он.
– Не знаю, есть ли регрессивное, но прогрессивное действительно есть, мы в этом убеждаемся ежедневно!
– запальчиво ответил Кучмиенко.
– Прогрессивное человечество - это большинство, - пояснил Юрий. И непонятно было: смеется он над отцом или говорит серьезно.
Но Совинский был в таком состоянии, когда все время ищут повода вновь и вновь сцепиться. Он не пропустил и нового повода, сразу же повернулся к Юрию:
– Бывает большинство умное, а бывает...
– Глупое?
– ехидно уставился на него Юрий.
– Большинство складывается из нас. Каждый его составляет.
– Все, но не каждый. Я составляю, ты - нет.
– Это почему же?
– А потому, что я вкалываю, а ты сбежал. Кишка тонка, оказалось, не вынес морально-бытовых проблем. Я выпускаю машины, а ты...
– Я бы на твоем месте отказался от подобных заявлений, - мрачно сказал Совинский.
– Подумай лучше: что ты выпускаешь? Половина продукции устаревшие модели. Для кого это?
Кучмиенко ринулся не столько на защиту сына, сколько самого себя.
– А государственный план! Вы что же, не знаете, что есть государственная дисциплина? У нас тысячи рабочих, мы должны платить им зарплату. Мы не можем...
– Не можете - откажитесь от своей должности!
– резко сказал Совинский.
– Сам отказывается, других тоже агитирует!
– захохотал Юрий.
– Да я уже однажды отказывался. Не от Люки, как тебе хотелось бы, - от высшего образования. Дошел до четвертого курса и бросил.
– Мало чести, - заметил Совинский.
– А почему бросил, знаешь? Потому что "никто не хотел умирать". Получишь диплом, поставят начальником смены или даже начальником цеха, а через три месяца, то есть в конце квартала, с треском снимут за невыполнение плана. Не выполнишь его из-за снабженцев, которые недодадут деталей, из-за таких передовиков, как ты, но виноват - начальник. Я отказался! И теперь кузнец собственной судьбы. Материальный уровень приличный, как говорит мой отец, моральное удовлетворение тоже есть. И никакой ответственности.
– Ты бригадир, вспомни.
– А что для меня так называемое бригадирство?
– Люди становятся жалкими, когда пытаются скрывать свои слабости, неведомо кому тихо проговорила Анастасия.
– А если они еще начинают рисоваться своими слабостями, то перестают быть интересными.
Людмила подошла к магнитофону.
– Юка, найди что-нибудь интересное. У тебя же столько записей.
– Найду, найду. У меня страшно интересные записи. Но я хотел, чтобы Иван сделал свое тысяча восемьсот семьдесят первое предупреждение.
Совинский пожал плечами.
– Если уж ты хочешь говорить до конца, то могу тебе сказать... Я бы на твоем месте, с таким отношением... Просто пошел бы завтра и отказался от бригадирства. Какой же из тебя бригадир? Да еще, наверное, и бригада передовая. Я же знаю, что такое наладчики...
– Угадал!
– обрадованно воскликнул Юрий.
– Комсомольская! Как в той песне: "Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым". И мы делаем свое дело, а ты? Приехал нас покритиковать? Видали мы таких критиков! Спроси у моего отца, товарища Кучмиенко. Он все знает. Я читал когда-то роман. Называется: "Калека, не сдавайся!"
– Не читал ты такого романа, - Людмила подошла, повела его к магнитофону, - не выдумывай, не читал.
– Ну, не читал. А роман такой есть. Кроме того, что такое бригадир? И что такое наладчик? Теперь интегральные схемы такие тебе отпечатают, что только меняй их, как перчатки, и все. А ты приехал... Завидуешь, что я зять академика Карналя? Так если хочешь знать - это рабство, которое не переборешь ничем. "А-а, это тот, что женат на дочке академика Карналя?", "А-а, это зять академика Карналя?" Единственный выход - самому стать академиком. Но это же, наверное, ужасная скука.