Разитель. Трилогия

Михайлов Владимир Дмитриевич

На моем уровне, как уже сказано, не было ничего. Наверху – в этом я убедился очень быстро – одно лишь небо с некоторой добавкой облаков, плававших в нем, как мухи в супе. Вывод мог быть лишь один: то, что я искал, помещалось где-то внизу.

Пришлось снова прибегнуть к помощи третьего глаза.

Он очень быстро подсказал мне, в каком направлении нужно двигаться. И я пошел.

Больше никаких помех не возникало. Я подошел к точке, указанной мне третьим глазом и ничем не отличавшейся от окружающего меня унылого пространства. Остановился, готовый ждать.

Но не пришлось. Земля, на которой я стоял, – точнее, круглая, диаметром метра в два, часть ее поверхности без всякого предупреждения стала уходить вниз, унося меня

туда, куда я и стремился попасть – хотя и не без некоторого страха перед предстоящим. Я опустился метра на три, площадка остановилась, предоставляя мне возможность войти в кабину, ничем не отличавшуюся от нормального лифта. Кнопок было десятка три, но часть из них показалась мне странной: стрелки на них указывали не вниз-вверх, а в стороны. Похоже, здесь любили заставлять людей сворачивать туда-сюда. Мне они, однако, не понадобились: я не успел еще решить, какой же из них воспользоваться, как дверца скользнула на место и сразу же кабина ухнула вниз.

Спускаясь, я отсчитывал секунды, скорость снижения определил сразу же – она соответствовала скоростному лифту. Замедление началось через четыре двадцать пять, когда кабина остановилась, я успел отсчитать четыре сорок. Дверца распахнулась, и я шагнул в неизвестность.

Неизвестность оказалась круглой, с невысоким – метра два с половиной – потолком, скрытым достаточно ярким освещением и полукруглым барьером, который ограждал не двух парней в форме и с дистантами на боку от меня, но скорее меня от них: барьер охватывал небольшую площадку, на которую попадал любой, вышедший из лифта. Он был совершенно прозрачен, верх его упирался в потолок, так что барьером его можно было назвать чисто условно. Кроме охраны, в круглом помещении не было никого и ничего – только уходившие в четырех направлениях коридоры, широкие и тоже светлые. Я остановился, ожидая какого-то продолжения.

Оно последовало немедленно. Один из парней спокойно смотрел на меня, ожидая, пока закончится сканирование на предмет обнаружения оружия и других свидетельств дурных намерений. У меня ни инструментов для убийства, ни даже самих дурных намерений не было, так что я выказывал не меньшее спокойствие, чем постовой. Другой парень, внимательно глядевший на дисплей, кивнул и шевельнул губами – наверное, произнес что-то вроде «Порядок» или «Чисто»: за барьер звуки не проникали. После этого наблюдавший меня в свою очередь кивнул. К тому времени я успел уже просмотреть скрытую от поверхностного взгляда механику загородки – и, получив разрешение, приложил ладонь туда, куда и надо было, чтобы преграда разделилась на две половины, разъехавшиеся ровно настолько, чтобы я мог пройти, не поворачиваясь боком. Я не замедлил воспользоваться открывшейся возможностью.

Когда я оказался прямо перед вооруженной парочкой, тот из них, что смотрел на дисплей, движением руки остановил меня и сказал в пространство, а вернее – в невидимый мне микрофон:

– Фиксируется вход. Прибыл субэмиссар с Теллуса. Наш номер: шестнадцать – восемь троек – два.

Видимо, в ответ ему что-то сказали, судя по тому, что он помолчал секунду-другую, потом обратился уже ко мне:

– К кому?

У меня мог быть единственный ответ:

– Повидж.

– Повидж, – повторил он и опять послушал. Подтвердил:

– Понял.

И вновь адресовался ко мне:

– Чего же ты через анус лезешь?

Ответил не я, а второй охранник:

– День же не начался еще – куда же ему? Гремучка еще выключена.

– А, верно. Третий коридор (он указал пальцем, хотя над входом и так виднелась большая и яркая цифра), сотню метров на восток, за вторым мостом – круто направо, и читай рекламу. Читать там у вас еще учат?

– Только особо выдающихся, – ответил я. – Вот как я, например.

И нырнул в указанный мне коридор, стремясь побыстрее скрыться с глаз.

Исчезнуть поскорее заставило меня четкое понимание того, что со мной

что-то было не так. Произошла какая-то накладка. В мою пользу. Пока. Меня приняли за кого-то, кем я, по моему глубокому убеждению, не был. За какого-то субэмиссара с Теллуса; с Теллуса я действительно был, но все прочее относилось к кому-то другому. Благодаря этой ошибке меня впустили без малейших осложнений – а ведь они непременно должны были быть. Конечно, полагал я, я бы из них выпутался, и тогда у меня возникло бы приятное ощущение того, что все в порядке. Но их не было, а подобные удачи (подсказывал опыт) достаточно быстро превращаются в свою противоположность, и уж тогда выкручиваться бывает куда труднее. Однако выхода у меня не было: не сообщать же вахтенным, приятно улыбаясь: «Ребята, вы ошиблись и приняли меня за кого-то другого, на самом деле я вовсе не ваш, я только собираюсь записаться в мушкетеры». Это было бы уже крайним проявлением идиотизма, я же полагал, что такого уровня еще не достиг – хотя все чаще стало казаться, что нахожусь где-то, совсем уже недалеко от этой вершины. Так или иначе, мне нужно было определиться в этой среде как можно быстрее: сейчас рабочее время еще не началось, людей не видно было, а если и были немногие, то они сидели где-то в своих норках. Постовой, как я подумал, скорее всего докладывал о моем прибытии не какому-то действующему лицу, но просто компьютеру – для статистики, недаром он сказал, что визит фиксируется. Но вот персонал приступит к работе, записи просмотрят – и кто-то быстро докопается до ошибки, потому что субэмиссара ли, или кого угодно другого с моей антропометрией у них нет и быть не может. И к той минуте было бы хорошо найти здесь какую-то зацепку посерьезнее.

Конечно, прибудь я сюда, как все люди, желающие предложить свои услуги, мое положение оказалось бы по меньшей мере хотя бы легальным. Да я ведь и хотел войти в Рынок именно так. Но я испугался Вериги. Перед собой мне нечего было стыдиться: я именно испугался. Не только потому, что он вцепился в меня, как клещ, но и потому главным образом, что для меня оставалось непонятным – каким образом он отслеживает меня, безошибочно переносится за мной из одного мира в другой – даже тогда, когда я и сам не знаю, где окажусь через день или через минуту. Это пахло, какой-то чертовщиной. А чертовщины я не люблю. Я понимал, что, уж коли он оказался здесь и преследует меня уже по-зрячему, то прекрасно понимает, каким путем я собираюсь воспользоваться, чтобы попасть на Рынок: легальным, разумеется. Но этот путь для меня закрылся, когда я не пошел на регистрацию, но применил на проходной насилие и пустился, как говорится, во все тяжкие…

Размышления такого рода не мешали мне, идя по коридору, внимательно разглядывать все, что попадалось по дороге, и аккуратно укладывать увиденное на полочки памяти. Попадалось не так уж много, но кое-что все же было. Коридоры поуже этого, отходившие в стороны через каждые десять, иногда и пятнадцать метров, узкие дверцы (я насчитал их три) с кнопками и стрелками вверх-вниз: видимо, какие-то лифты местного значения. Возле входов в коридоры (хотя и не во все) попадались поясняющие таблички, некоторые показались мне интересными. «Отдел заказов нейтрализации», например, или «Сектор сбыта инфоутиля».

Меня это, откровенно говоря, не очень интересовало. Важнее показалось другое: уровень напряженности тонких полей был тут не выше, чем в городе за пределами Рынка. А это, я уверен, свидетельствовало о том, что товары, служившие тут предметом купли-продажи, на самом деле находились где-то в другом месте. Товары эти, по самой своей сущности, должны были быть настолько богаты энергией, неизбежно тратившейся на их создание и сохранение, что даже через десятки лет продолжали мощно излучать в тонком диапазоне. А я не ощущал ничего подобного. Ну что же: чего-то такого следовало ожидать, доступ к товарам такого рода и должен был оказаться достаточно затрудненным.