Разящий клинок

Кэмерон Майлз

Ушедшие на север повстанцы так и не вернулись. Билл прождал их три дня, сокрушаясь о потере лучшего разведчика, старика по прозвищу Серый Кэл. Он был слишком хорош, чтобы заблудиться, и слишком стар, чтобы рисковать собой понапрасну. Но в землях Диких может произойти все что угодно.

Один полукровка, в чьих жилах текла кровь морейцев и пришедших из-за Стены, вызвался пойти по следу старика и его отряда. И Редмид оказался в тяжелом положении, поскольку ему приходилось полагаться на непроверенных людей. Сражение при Лиссен Карак объединило повстанцев

из разных слоев общества, как и годы терпеливой скрытности при их вербовке, но сейчас это сослужило плохую службу. Он совсем не знал темнокожего мужчину и того, на что тот способен.

— Как, говоришь, тебя зовут, приятель? — спросил предводитель повстанцев.

Молодой полукровка отвесил низкий поклон. В волосах он носил перо на манер пришедших из-за Стены, а вместо боевого лука предпочитал использовать восточный составной с роговыми насадками.

— Зови меня Кот, — ухмыльнулся он. — У тебя есть еда, хозяин?

— Здесь нет хозяев, — поправил его Редмид.

— Чепуха, — возразил полукровка. — Ты хозяин. Без тебя эти люди не протянули бы и дня, — улыбнулся он. — Позволь мне отправиться на поиски Кэла. Он делился со мной едой. Добрый человек. Хороший друг. Надежный соратник.

Внезапно у Билла возникло ощущение, что он отправляет своего нового лучшего разведчика на поиски старого.

— Завтра мы пойдем по тропе на запад. Знаешь ли ты что-то об этом пути, приятель?

Темнокожий мужчина так долго вглядывался в дорогу, что у Редмида появилась надежда на ответ. Но вдруг Кот осклабился и сказал:

— Ведет на запад, полагаю. Так можно попытаться разыскать Кэла?

— Ступай с моим благословением. — Редмид отсыпал парню горсть жареной кукурузы.

Тот поднес ее ко лбу и произнес:

— Тара защитит меня.

Тара была богиней пришедших из-за Стены.

Билл не смог удержаться:

— Суеверия не помогут нам обрести свободу.

Губы Кота растянулись в улыбке.

— Верно, — согласился он, запихнул всю пригоршню в рот, подхватил свой лук и исчез в сгущающихся сумерках.

Следующая ночь прошла намного хуже: они доели остатки плохо прожаренной оленины и дрожали у костров. Редмид был уверен, что за ними следят, — он лично обошел лагерь с наступлением сумерек, а потом еще раз на рассвете, двигаясь почти бесшумно, как научился за двадцать лет жизни вне закона. Однако ничего подозрительного так и не заметил: ни примятой травинки, ни треска ломающихся веток. Даже бурундуки и еноты не возились в кустах.

Его люди совсем отощали. Билл осмотрел их, когда они двигались по тонкой ленте тропы, и увидел множество изодранных в лохмотья чулок и ни одной белой котты. Некогда добротная шерсть перепачкалась от лежания в засаде, сна на голой земле, ползанья по-пластунски, да и просто от жизни. Теперь котты пестрели всеми оттенками леса. Но они все еще слишком выделялись, хотя природа оставила тысячи следов на их абсолютной белизне, так же как и Дикие оставили свои отметины на мужчинах и нескольких женщинах.

Однако именно женщины добавляли Редмиду немало тревог. Не единожды он слышал, как они совокупляются в темноте, а раз слышал он, слышали и другие. Мужчины могут терпеть воздержание, но если один или двое из них получают кое-что...

Он шагал вдоль лагеря, пока не добрался до самой старшей из женщин — Бесс. Ростом с него, в обычном мире по мужским меркам она была далеко не красавица — крупная, ширококостная, пышногрудая — а здесь, в землях Диких, повстанка привлекала мужское внимание и выглядела вполне естественно, как, например, бобровая плотина.

Билл Редмид состроил гримасу.

— Бесс, — окликнул он, — прогуляешься со мной немножко, а?

Женщина быстро скатала одеяло, перекинула веревку через плечо и подхватила с земли лук.

— Что у тебя на уме? — без обиняков спросила она.

— Женщины. Трах. — Он оглянулся, надеясь, что другие повстанцы их не слышат.

Бесс нахмурилась.

— Странный у тебя способ ухаживать за девушкой, командир.

Билл остановился и прислонился к такому огромному дереву, что они и вдвоем не смогли бы обхватить его ствол.

Начал накрапывать мелкий дождик, и Редмид выругался. Бегом вернулся в лагерь и приказал своим людям отправляться в путь, развернулся и прибежал назад.

— Я не имею в виду себя. Мне нужно, чтобы ты передала девочкам...

— Да пошел ты, Билл Редмид, — перебила его Бесс. — Мы не в королевской армии. У сестер такие же права, как у любого другого повстанца, — право носить оружие, право распоряжаться собственным телом. Так ведь?

Билл отошел от лагеря еще на дюжину шагов.

— Сестра, есть идеалы, а есть повседневные... — он замолчал, пытаясь подобрать слово, — повседневные потребности, — тихо закончил Редмид. — Каждая женщина имеет право распоряжаться собственным телом. Но, черт побери, сестра, мы все на виду друг у друга...

Бесс шла в трех шагах впереди него. Она остановилась, развернулась и положила руку ему на плечо.

— Коли на виду, как раз и узнаем, какие мы на самом деле. Тем больше причин, чтобы сестры поступали, как им захочется.

Билл на минуту задумался.

— Это может плохо закончиться.

— А ты что, наш господин? Хозяин? Или отец? — с вызовом спросила Бесс. — Может, и закончится. Если к тому пойдет, то, возможно, я шепну словечко сестре. А так это не твоя забота, Билл Редмид, правда?

Он посмотрел на нее, ожидая, что его разгневает ее дерзость, но вместо этого почувствовал радость — радость от того, что кто-то еще верит по-настоящему.

— Многим во благо.

— Это я понимаю, — согласилась Бесс.

В тот день охотники вернулись ни с чем, люди ворчали не переставая. Многие начали винить своего командира. Редмид чувствовал это.

После дождливой ночи, когда лишь самым закаленным ветеранам удалось поспать, наступил рассвет. По крайней мере, никто не трахался. Наутро все выглядели еще более тощими и измученными. Скатывая свои насквозь промокшие плащи и одеяла, у кого они были, люди ссорились по малейшему поводу.