Разящий клинок
Шрифт:
— Великие планы сопряжены с огромными рисками. Полагаю, сотрудничество этого ужасного человека — не самая большая опасность, с которой мы столкнемся при покорении Новой Земли, — подытожил монарх, покружив вино в золотом кубке, и встал. — Да будет так, — объявил он, и де Марш улыбнулся.
— Ваше величество, — с поклоном обратился к королю купец, — он здесь, ожидает внизу.
Правитель побледнел, его рука взметнулась к груди.
— Я не собирался встречаться с ним лично! — гневно воскликнул он. — Отправьте его воевать с язычниками и дайте мне желаемое, но не ожидайте,
Торговец сделал шаг назад и низко поклонился, точно следуя правилам этикета. Монарх смягчился и протянул руку для поцелуя, и де Марш отвесил еще один глубокий поклон.
— Я одобряю то, что вы делаете, — тихо произнес король.
Абблемон едва заметно улыбнулся — точно так же, как когда король выказывал свою благосклонность к леди Клариссе.
«Все было бы гораздо проще, — подумал он, — если бы люди просто доверились мне». Для кампании сэра Хартмута у него давно имелся готовый план, завершавшийся завоеванием Альбы и империи, Арле и Этрурии в придачу. Сенешаль сомневался, что доживет до этого, но привлечение Черного Рыцаря было ключевым шагом.
— Ему потребуются осадные орудия, — заметил Абблемон.
— Зачем? — поинтересовался король.
Де Марш уже покинул зал для совещаний.
— У нас уйдут годы на то, чтобы построить в Новой Земле порт, — ответил сенешаль. — Куда проще захватить его.
— Чувствую, ты уже даже выбрал какой, — вздохнул король.
Улыбка тронула губы главного советника:
— Один из величайших замков в мире — Тикондага.
— Никогда о нем не слышал, — пожал плечами монарх и откинулся на спинку стула. — Теперь-то я могу послать за леди Клариссой, Жеребец?
Сенешаль поджал губы.
— И зачем нам нападать на столь мощный замок?
— Это значительно сократит затраты на содержание гарнизона, послужит серьезным предостережением вашим врагам, а еще прославит ваше величество, — поклонился Абблемон.
— А если Черный Рыцарь не справится или же совершит что-то нечестивое?
— Тогда мы отречемся от него и вдоволь наговоримся о жадности купцов и наемников, — сказал сенешаль.
Большим пальцем он потер маленький герметический амулет на поясе, по виду напоминавший заклепку. И он наиграл на ухо Клариссы де Сартрес тихую мелодию, подав знак явиться. Именно таким необычным способом Жеребец обеспечивал то, что она всегда случайно оказывалась где-то поблизости.
Монарх сухо усмехнулся своему придворному и произнес:
— Да будет так.
Питер, Нита Кван, ни за что бы не вернулся в Ифрикуа, даже если бы ему предложили летучий корабль и компанию гурий в придачу.
Он размышлял об этом, лежа на спине под великолепным кленом и наслаждаясь видом округлого зада своей жены, пропалывавшей тыквы мотыгой с наконечником из бронзы, который он собственноручно отлил из обломка пришедшего в негодность доспеха.
Скорее всего, она носила их дитя, однако это ничуть не уменьшило ее красоту, равно как и не навело Питера на мысль, что ему следует подняться и размахивать мотыгой вместо нее. Это женская работа. Три огромные шкуры, растянутые на рамах за его спиной, свидетельствовали о его непосильном вкладе в благополучие семьи.
Очертания ее ягодиц, прикрытых лишь тонкой оленьей шкурой, их ритмические движения... Жена повернулась и взглянула на него из-под густых ресниц. И залилась громким смехом.
— Я шаман и могу читать твои мысли.
Затем она вернулась к прополке, двигаясь вдоль ровного ряда тыкв. Она рубила сорняки, словно убивающий боглинов воин, — столь же умело и безжалостно. Питер и не представлял, что она настолько хороша в сельском хозяйстве. Правда, убив ее мужа и объявив женщину своей, он не знал о ней ничего, кроме того, что у нее мягко между бедер.
Теперь она двигалась вдоль рядов кукурузы — зрелой, в человеческий рост. После того как матроны собрали первые початки, все девушки подходящего возраста бросились играть среди стеблей в догонялки с парнями. Повсюду слышался громкий смех и лились галлоны доброго сидра, а Ота Кван взял себе молодую жену.
Супруга Питера остановилась и сорвала спелый початок. Медленно очистила его от обертки из листьев и шелка. Их взгляды встретились. Ее губы коснулись верхушки кукурузы...
Нита Кван вскочил и подбежал к ней.
Она отступила в заросли кукурузы, скидывая обернутую вокруг бедер юбку.
— Помни о малыше, — сказала она и рассмеялась ему прямо в рот.
Новая супруга Ота Квана была дочерью верховной матроны Синий Нож. Ее отец — тихий мужчина, одаренный охотник и глубокий мыслитель — совсем не интересовался управлением людьми.
Девушку звали Амийха. И она была совсем юной — едва доросла, чтобы бегать среди кукурузы, как сказали бы сэссаги. Зато отлично смеялась и была готова развлекать своего новоиспеченного супруга, как подобает верной жене. К тому же она происходила из влиятельного рода. Ее многие любили, и для Ота Квана такой брак означал укрепление собственного положения. И он удивил всех, охотясь на оленей, расставляя ловушки и даже работая в полях рядом с новой женой. Свою хижину Ота Кван покрыл сохнущими шкурами, а после войны, пробыв дома целый месяц, предложил возглавить людей и отправиться на поиски меда. Огромные запруды с медом Диких ежегодно смещались на запад, но отряд смельчаков всегда смог бы их отыскать. Когда он выступал с этим предложением перед матронами, правившими людьми в мирные времена, его теща проследила за тем, чтобы зять проявил должное смирение. Жена поддержала Ота Квана, и матроны дали согласие.
Питер успел сменить набедренную повязку и поставил кипятиться воду для чая в отличном медном котелке — едва ли не единственном трофее, доставшемся ему после летней военной кампании. Он продолжал размышлять о своей счастливой жизни, и насколько она лучше той участи, которой он ожидал, попав в рабство, когда тень Ота Квана закрыла дверной проем.
— Мир этому дому! — поздоровался тот. — Привет, брат. Можно войти?
Нита Кван отодвинул оленью шкуру и закрепил ее.
— Жена говорит, что так мы зазываем внутрь мух, — заметил он, — а мне сдается, наоборот.