Разжигательница
Шрифт:
Я включаюсь в рабочий процесс, потея в простом голубом платье, которое утром принёс мне Лео. Наполняю вёдра водорослями и приношу их, чтобы сжечь до пепла. Другие слуги поглядывают на меня с сомнением, но я стараюсь держаться тихо и делать свою работу. Это напоминает наши бытовые обязанности в Анжелесе.
Заканчивая с водорослями, я довожу воду до кипения и без указки помогаю процедить полученное. Щёлок готов как раз к тому моменту, как новая тележка с вещами выезжает во двор. Солнце движется по небу, и вместе
Хотела бы я уметь очаровывать людей, как Саида или Дез. Стоит им только войти в комнату — и все обезоружены без всякой магии. Как мне найти человека, вхожего в покои Кастиана? Судя по тому, как свободна Клаудия в выражении своего мнения, мне просто стоит держаться поближе к ней и ждать.
Пока меняют воду и возобновляют огонь, горничная со шрамом возвращается во двор. Клаудия тут же подскакивает к ней, помогая женщине донести еду. Я вижу, как Клаудия ей что-то говорит, но не могу расслышать ни слова. Та только улыбается в ответ.
— Иди сюда, поешь с нами, — зовёт Хасинта. Я не сразу соображаю, что она обращается ко мне.
В тени хилого деревца Клаудия предлагает мне чашку овощного супа, и моё сердце ноет от этого поступка. Даже в Анжелесе, среди своих, доброту редко проявляли так непринуждённо, а теперь здесь, на кухне моих врагов, мне её преподносят на блюдечке. Я сдерживаю горечь, поднявшуюся в моём сердце, и вдыхаю ароматы орегано и розмарина.
Приступая к еде, я замечаю служанку со шрамом, сидящую вдалеке, отдельно ото всех. Клаудия прослеживает мой взгляд.
— Пялиться невежливо, — дразнит она.
— Прости, я не…
Клаудия равнодушно пожимает плечами.
— Да ты сама уже, небось, привыкла к взглядам.
— Что с ней случилось?
— С Давидой? Смотря кого спросить, хотя все здесь знают правду, — Клаудия наклоняется ко мне для драматического эффекта, явно взволнованная, что именно она рассказывает эту историю. — Если тебе дорог твой язык, не дерзи принцу.
Я резко вдыхаю от удивления. Столь варварское наказание за такое незначительное нарушение поднимает во мне новую волну ненависти.
— Она собиралась замуж за генерала и всё такое, — добавляет другая служанка.
— Замолчите, — ворчит Хасинта. — Оставьте Давиду в покое.
— Бедный Гектор, — вздыхает Клаудия, скорее устало, чем сочувственно. — Потерял руку в Риомаре. Тоже так и не женился.
Я хочу высказать вслух всё, что накипело, но как я могу? Я ведь всего лишь марионетка Правосудия. Я пролила кровь на каменном полу в тронном зале. Что бы я ни сказала, особенно здесь, внизу, распространится по всему дворцу со скоростью света.
Другая служанка улыбается мне с любопытством. Одна из них собирается с силами и решается задать вопрос:
— Как так получилось, что ты не в башне с остальными молчунами?
— Молчунами? — переспрашиваю я.
— Рука
Так она спрашивает, почему я не стала официально частью Руки Мориа. Одним из миньонов Мендеса.
— Полагаю, я сначала должна доказать свою верность, — медленно отвечаю. Но я не хочу говорить о себе. В этих женщинах нет злобы, как у тех придворных леди с утра. Но как бы добры они ни были, я не могу попасться в ловушку. Я здесь за информацией и намереваюсь получить её. — Судья Мендес сказал, что на Фестиваль Солнца пачками съедутся иностранцы и аристократы.
Я стараюсь звучать также беспечно, как Дез, когда он хотел расположить к себе. У него это получалось естественнее. «Уверен, ты родилась такой убийственно серьёзной».
— А нам представится уникальная возможность менять их простыни, залитые мочой, — бормочет одна из девушек. — Они так много пьют, что не могут сдержаться.
Они хихикают, и ещё одна добавляет:
— Повезёт, если это всё, что ты там найдёшь.
— А вы замечали, что простыни принца Кастиана никогда не воняют? — спрашивает Хасинта, её карие глаза блестят.
— Мечтай! — ухмыляется Клаудия. — Все мужики воняют. Даже принц вспотеет, если передёрнет разок-другой.
Я давлюсь супом, моё лицо горит и, наверное, краснее помидоров, потому что девчонки смеются надо мной. Я не хочу так представлять себе кровожадного принца. Но кое-что в словах Хасинты меня цепляет.
— Ты же не можешь знать, какие именно простыни его, — бросаю я легкомысленно.
Глаза Хасинты расширяются, и она открывает рот. «Гордыню легко использовать», — говорил Дез. При мысли о нём, я собираю чувства в кулак и чуть ли не давлюсь слюной, пока жду ответ служанки.
— Я меняю его постель, — хвастается она, как будто в этом есть повод для гордости. Хотя она, похоже, гордится. — Но кто знает, когда он вернётся.
— Так, бездельницы! — командный голос слышит весь двор. Экономка во всей своей свирепости. — А ну живо вернулись к работе, или ваши кошельки станут пятью либби легче.
— Пойдёмте, девочки, — поднимается Клаудия. — Кто-то должен делать грязную работу.
Я следую за Хасинтой. У этой девушки есть доступ к постели принца Кастиана. Она мой путь в его покои.
— Не ты, — останавливает меня Фредерика, хлопая по плечу. — Лео сошёл с ума в поисках тебя.
Это знак, что мне пора уходить. Снимаю фартук и иду в сторону Хасинты, якобы чтобы повесить его. Что я творю? Я не могу на глазах у всех забрать её воспоминания. Но мне нужно больше времени с ней.
Рыжие волосы Клаудии внезапно загораживают мне обзор.
— А ты не так уж плоха, Рената. Приходи через четыре ночи, после заката.
Я наклоняюсь ближе. «Не так уж плоха» звучит как комплимент.