Ребекка с фермы Солнечный Ручей
Шрифт:
– Что ты, Миранда, Эбнеру нет и сорока! Я не знаю, каков средний возраст раскаивающихся в своих грехах мужчин, но, когда подумаешь о том, какое множество их откладывает покаяние до своего смертного часа, сорок лет кажутся вполне юношеским возрастом. Я, правда, не слышала, чтобы он обратился к церкви, но все удивляются тому, как хорошо ведет он себя этой осенью.
– Они еще раз удивятся, когда обнаружат, что у них снова пропадают дрова, яблоки и картошка, - заявила Миранда.
– Похоже, что Клара-Белла пошла не в отца, - вновь решилась робко возразить Джейн.
– Не удивительно, что миссис Фогг так ценит девочку. Если б не она, их малыша сейчас уже не было бы на свете.
– Возможно,
– Люди не могут перестать раздумывать о том, какова же именно была воля Божия, даже тогда, когда ребенок опрокидывает на себя кипящий чайник!
– Продолжая говорить, Джейн все проворнее орудовала штопальной иглой.
– Миссис Фогг отлично знает, что ей не следовало оставлять ребенка одного в кухне возле плиты, пусть даже она и видела, что Клара-Белла идет к дому напрямик через поле. Ей следовало подождать, а не уезжать сразу. Но она, конечно же, боялась опоздать на поезд, да и вообще, она слишком добрая женщина, чтобы считать ее виновной.
– Миссис Бакстер говорит, что Клара-Белла настоящая… я забыла слово!
– снова вступила в разговор Ребекка.
– Как образуется женский род от “герой”?.. Ну, как бы ни образовывался, а именно так миссис Бакстер назвала ее!
– Клара-Белла - это женский род от “Симпсон”; вот она кто, - заявила мисс Миранда.
– Но шевелить мозгами ее научили, и я не отрицаю, что она, когда надо, ими шевелит.
– Да, уж это точно!
– воскликнула мисс Джейн.
– Положить визжащего от боли малыша в детскую колясочку и довезти ее бегом до дома доктора, когда рядом не было ни души, чтобы посоветовать, что делать! Еще два или три таких поступка, и фамилия Симпсон будет звучать куда более приятно для окрестных жителей.
– Для меня “Симпсон”’ всегда будет звучать как “Симпсон”!
– соизволила заметить старшая сестра.
– Но мы говорили о них более чем достаточно. Можешь идти, Ребекка. Но помни, что о ребенке судят по тому, с кем он водит компанию.
– Хорошо, тетя Миранда! Спасибо!
– воскликнула Ребекка, срываясь со стула, на котором беспокойно вертелась последние пять минут.
– А как вы смотрите на то, чтобы я отнесла Кларе-Белле “пирожков для гостей”?
– Разве миссис Фогг не кормит ее, тем более теперь, когда она ей как родная?
– О, конечно кормит, - ответила Ребекка, - и всякими вкусными вещами, и даже не позволяет ей пить снятое молоко. Но подарки - так мне всегда казалось - говорят человеку о том, что вы о нем думали и особенно рады его видеть. К тому же, если в ближайшие дни у нас не будет гостей, пирожки придется съесть нам самим, а для гостей испечь новые. Помните тот, который я съела, когда снова поощряла себя на прошлой неделе? Он был какой-то странный… но вкусный, - добавила она поспешно.
– Может быть, отдашь ей что-нибудь свое, не трогая моих пирожков?
– немногословно отозвалась Миранда. Бойкая на язык племянница поразила слабое место в броне тетки, намекнув на то, что “пирожки для гостей” хранятся в доме слишком уж подолгу. И это была сущая правда; “пирожки для гостей” назывались так не потому, что их предстояло съесть гостям кирпичного дома, но потому, что были слишком хороши, чтобы есть их каждый день.
Лицо Ребекки залил густой румянец стыда за свои невежливые и, что еще хуже, явно неблагодарные речи.
– Я не хотела сказать ничего неприятного, тетя Миранда, - запинаясь, выговорила она.
– Право же, пирожок был замечательный, только не совсем такой, как свежий, вот и все… О! Я знаю, что отнести Кларе-Белле! Несколько шоколадных конфет из коробки, которую подарил мне на день рождения мистер Ладд.
– Спустись в кладовую и возьми пирожок, - распорядилась Миранда.
– Когда будешь намазывать половинки вареньем, новую банку не открывай; там есть немного повидла из сухих яблок в открытой банке, этого тебе хватит. Надень галоши и теплый жакет. Я знаю, будешь всю дорогу бежать бегом - ведь у тебя ноги не такие, как у других девочек, и спокойно ходить ты не можешь, - а потом сядешь там на какой-нибудь холодный сырой камень и простудишься насмерть, и тогда Джейн и мне придется не спать по ночам, ухаживая за тобой, и таскать тебе наверх еду на подносе.
Тут Миранда откинула голову на высокую спинку своего кресла-качалки, отложила вязанье и устало закрыла глаза; поскольку, когда неподвижному телу противостоит непреоборимая сила, процесс сопровождается скрежетом и повреждениями.
Ребекка направилась к двери, бросив по пути вопросительный взгляд на тетю Джейн. Взгляд был полон таинственного значения и сопровождался почти незаметным жестом. Мисс Джейн знала, что некоторые предметы одежды хранятся в шкафу в передней, и к этому времени имела уже достаточный опыт расшифровки подобных телеграфных сообщений, чтобы догадаться, что безмолвный вопрос Ребекки был таков: “Вы позволите мне надеть шляпу с красным перышком - ведь сегодня суббота, хорошая погода и это прогулка для собственного удовольствия?”
Эти доверительные просьбы хоть и вызывали чувство неловкости, когда в комнате присутствовала Миранда, вместе с тем доставляли Джейн глубокую тайную радость; было в них нечто, волновавшее сердце старой девы, - такая беспечность, такое обаяние, это было так не по-сойеровски, так не по-риверборски. Чем дольше жила Ребекка в кирпичном доме, тем больше восхищалась ею тетя Джейн. Что делало эту девочку такой непохожей на всех остальных? Не могло ли быть так, что ее беззаботный отец-щеголь, Лоренцо де Медичи Рэндл, завещал ей вместо состояния какой-то необычный набор талантов и дарований? Ее глаза, брови, цвет губ, овал лица, так же как ее манеры и речь, - все свидетельствовало о том, что в роду Сойеров это дитя, подкинутое эльфами в колыбель взамен другого, похищенного. Но какое очаровательное дитя - вносящее живость, яркость, остроумие, сумасбродство и восторг в серое однообразие уныло тянущегося времени!
II
В воздухе пахло морозцем, но солнце сияло ярко и весело, когда Ребекка чинно и чопорно вышла из ворот кирпичного дома. Эмма-Джейн Перкинс уехала на субботу и воскресенье в гости к кузине в Модерейшен; у Элис Робинсон и Кандейс Милликен была корь, так что в Риверборо было тихо и скучно. И все же существование редко казалось Ребекке чем-то отличным от веселого приключения, и каждое утро она вновь начинала свой завоевательный поход по жизни. Она не была слишком требовательна; поэтически выражаясь, дар Асмодея80, который мог прясть нить из кучи песка, был всегда и ее даром, так что прогулка до ворот розового домика и беседа с веснушчатой и рыжеволосой Кларой-Беллой Симпсон, чье лицо, по словам мисс Миранды, напоминало сырой пирог в печке, - эти столь заурядные события оказались достаточно волнующими для того, чтобы сделать глаза Ребекки ярче, а шаги быстрее.
Когда в отдалении замаячил большой голый конский каштан, росший у ворот розового домика, красная точка, движущаяся по дороге, заметила голубую, движущуюся ей навстречу; обе точки пролетели разделявшее их расстояние и, встретившись, с жаром обнялись, не без ущерба для принесенного в подарок пирожка.
– Замечательно вышло, правда?
– воскликнула Ребекка.
– Я так боялась, что разносчик рыбы не скажет тебе, чтобы ты вышла ровно в два, или что одна из нас будет идти быстрее, чем другая. Но мы встретились на том самом месте, где и хотели! Это была очень необычная идея, правда? Почти романтическая!