Ребенок от подонка
Шрифт:
Он боец. Добр только к своим, остальных всегда первым бил. Злой, того и гляди глотку перегрызет – вот какой он с чужими. Привык драться, привык побеждать.
… не то что я.
— Я и принял, и не принял, Сонь, – ответил он, когда я уже смирилась, что ответа не получу. — В голове не укладывается, конечно, что с нами такое произошло. Но я предпочитаю не рефлексировать, а просто принимать случившееся. Да, вот так в жизни все повернулось, бывает. Редко, но бывает. С нами вот случилось. Но жизнь-то продолжается, и ее надо проживать, а не в мыслях своих тонуть.
Я вот тонула. Но вроде выплывать начинаю. И Камиль в этом
— Завидую тебе, – вздохнула.
— Не стоит, Сонь. Каждому свое. В чем-то я сильный, в чем-то слабый. Не знаю, что было бы со мной, будь я на твоем месте. Не знаю, и никогда не узнаю.
— Мудрый, – улыбнулась я.
— Сам в шоке, – усмехнулся он невесело. — В мыслях я не тону, но время подумать было. Так что да, мудрость пробилась. На ошибках ведь учатся, вот я и научился.
А я на своих научилась.
Мы приехали. Остановились у дома Алины Ярославовны. Я уже собралась выйти, и взять на руки Марка, как Камиль положил мне руку на плечо.
— Ты остаешься в машине, Сонь. Ты и Марик. Я сам пойду и поговорю с ними.
— Ты не поговоришь, а поругаешься, – нахмурилась я. — Я ведь правда хочу договориться. Мне жаль Алину Ярославовну.
— Тебе вечно всех жаль!
— Она сыновей и мужа потеряла, внуков нет. Максим не собирается детей заводить. А тут Марк. Как ты не понимаешь? – смотрю я в его глаза, стараясь передать то, что чувствую – сострадание.
Может, кто-то меня бы принял как родную, но не Алина Ярославовна. Все люди разные, она просто не понимает, что для меня Марк родной. Ее горе важнее, чем мое горе. Отсюда и бескомпромиссность. Но всегда можно договориться, было бы желание.
— Я все понимаю.
— Я сама должна поговорить с ней. Как мать с матерью!
— Сонь, – Камиль замялся, но продолжил, не жалея меня, — помнишь, я люблю тебя? Но ты не говорить с ними будешь, а теряться, смущаться. Ты не переговорщик, слишком мягкая. Задавят тебя, а я на это смотреть не смогу – впрягусь. И тогда точно будут не переговоры, а скандал, понятно? Я иду не ругаться, не ультиматумы ставить, а договариваться. По крайней мере, я постараюсь. А если не получится, то, скрывать не буду, я развернусь, и увезу тебя. Тебе их жаль, мне, возможно, тоже было бы жаль, но я должен о своей семье заботиться, а не чужую в приоритет ставить. Ты же пытаешься всем угодить, а в итоге все окажутся в проигрыше. Так что сиди здесь, будь послушной девочкой. Сыну вон спой, он проснулся, бандит наш.
Марк и правда проснулся, и начал барагозить.
Нужно и его, и Лёву по врачам показать. Долечить, убедиться, что здоровенькие, и жить спокойной за них.
Камиль вышел из машины, я взяла Марика на руки, и начала успокаивать.
КАМИЛЬ
Я правильно сделал, что не взял Соню с собой. Окончательно я в этом убедился, когда мне открыли дверь буквально через пару секунд. В квартире стояла фурия. Заплаканная, раскрасневшаяся и разгневанная.
Соня бы испугалась, разжалобилась. Начался бы скандал. Соня бы сына не отдала, конечно, и за все поедом себя бы ела, а мне это не нужно.
— Максим, зови полицию! – крикнула Алина Ярославовна, хватая меня за руку.
Будто удержит.
— Зовите. Я развернусь, уйду, и внука вы не увидите, – руку вырывать не стал.
Жестоко звучат мои слова, но что поделать? Я не могу быть как Соня, и сострадать всей душой незнакомцам. В чем-то я понимаю мать Руслана, где-то даже жалею, но по большей части они мне неудобны, и плевать я хотел на чужие беды, когда они напрямую меня касаются.
Странно, что Соня полюбила такого приземленного меня, но какой уж есть. Не умею притворяться добрячком, терпеть ложь не могу. И этих людей в свою жизнь впускать не хочу.
Лучше бы забрать обоих мальчишек, отказать семье Руса от дома, и жить дальше. Беда в том, что Соня хочет иного.
А еще, мне вдруг в голову пришло, что Алина Ярославовна на меня похожа в желаниях – забрать Марка, и отказать нам от дома. Чтобы забыть все, чтобы хоть иногда позволить себе в важном вопросе эгоизм, на который она, как думает, имеет право.
Имеет, конечно, но и я имею право послать ее.
Это она увидела в моем лице.
— Что, мам? – выбежал Макс, и чуть ли не зарычал при виде меня.
— Отбой, – скомандовала Алина Ярославовна, взглянув на меня как на врага. — Проходи. Внук где?
— В спокойном месте, подальше от скандалов, полиции и прочих прелестей, – холодно ответил я. — Я пришел, чтобы поговорить. Нормально. Сразу скажу – мне ваши истерики до одного места, договоримся о спокойной беседе. Или мне не терять время, и уйти?
— Я же сказала, чтобы проходил, – процедила женщина.
Я вошел. Меня проводили на кухню, усадили за стол.
— Чай? Кофе? Цианистый калий?
— Кофе без молока и сахара, – ответил, и легко улыбнулся. — Кстати, припрется полиция с опекой, и любым переговорам конец. Я Гордеев, а не хрен с горы, и отцовскими подвязками воспользуюсь, мне не стремно. Пацана не увидите. Так что оба головой думайте, прежде чем выступать.
— Скотина, – пости любовно произнесла Алина Ярославовна, и со вздохом добавила: — Руслана моего напоминаешь.
Я кивнул. Что есть, то есть. В мужских компаниях многое обсуждалось – то, о чем мамочки не знают. Да и вообще женщины. И Рус был… нет, не тварью, а обычным парнем своего возраста, который внешностью не был обижен. Шлялся. Да и я одно время, пока Соньку не встретил, тоже не монахом жил. Но до Руса мне было далеко, у того мания была – галочку поставить, что очередную телку завалил.
А про Дарину, которой верность не хранил, говорил, что с огоньком. Потому и не на один раз, и не на неделю. Что почти залип на ней, подсел. Что он нарик, только его зависимость – эмоции, что Дарина.
— Итак, мой посыл вы оба поняли, – кивнул, взяв чашку с горячим кофе в руку.
— Соня, помнится, иного мнения, – напомнила Алина Ярославовна, раскусившая мою мягкую Соню.
— Главное, какого мнения я. Потому и пришел сюда один. Итак, еще раз: либо мы договариваемся, где-то уступаем друг другу, составляем свод правил. Либо вы вообще Марка не видите, я просто посылаю вас к черту, – жестко произнес я. — Итак, предложение прежнее: вы имеете доступ к Марку. Сначала просто приходите и навещаете под присмотром, чтобы Соня не переживала. Потом, как притремся, можете забирать его на время. Выходные, каникулы – договоримся. Вы не посторонними будете, а семьей. В воспитании будете участвовать. Но отец и мать – мы с Соней, и наши решения будут главными. То есть, оспариванию они подлежать не будут.