Ребята и зверята (илл.)
Шрифт:
С тех пор пошла переписка. Много дней путешествовало письмо в тайгу. И обратно двигалось не быстрее. Марья Петровна получала письма и каждый раз волновалась: всё ждала, когда пришлют мальчика. Но дед Бердягин об этом пока помалкивал. Он писал про хозяйство, про пасеку, про охоту. Благодарил за присланные охотничьи припасы.
«...С твоего зелью 17 , друг любезный Иван Васильевич, пошла мне удача. Рябцов ныне, белок, зверька у нас дивно 18 . Намедни
Марья Петровна читала и только расстраивалась. Обидно, знаете, читать про чужих внучков, когда своих нет.
Долго обхаживала она упрямого старика. Слала ему и дроби, и пороху, и всякого охотничьего снаряжения. Старик был славный охотник. Подаркам радовался, как малый ребёнок, и всё звал к себе в тайгу, прельщал ягодами и грибами.
И вот однажды пришёл почтальон и принёс телеграмму.
Марья Петровна прочла и обомлела от радости. Почтальона угостила горячими пирожками, а Дамке так спать не давала: всё роняла то ножи, то ложки. Пролила в кухне сметану. Дамка ходила, подлизывала с полу.
Насилу дождалась она Ивана Васильевича и выскочила встречать с телеграммой в руке.
Иван Васильевич тоже очень обрадовался.
— Ну, поздравляю, поздравляю! Очень рад. И ты небось довольна, Марья Петровна?.. Так, так!
— А который из них Миша, Иван Васильевич? Старшенького у них будто Карпушкой звать?
— Карпушкой. А Мишка — это, верно, второй. Бело-брысенький такой.
— Хороший?
— Отличный паренёк.
И оба они, весёлые и как будто сразу помолодевшие, сели обедать.
Только Марья Петровна обедала плохо. Она всё оглядывала комнату и в конце обеда попросила:
— Иван Васильевич, помоги мне переставить шкаф. Боком поставим, и тут получится комнатка.
— Уже загорелось! Приедет, тогда всё устроите с ним вместе.
Но шкаф всё-таки передвинули и потом ещё столик переставили иначе.
До приезда Миши оставалось два дня. Это время потратили на то, чтобы получше устроить для него уголок. Иван Васильевич прибил над кушеткой красивые рожки — вешать полотенце или сумку с книгами. Марья Петровна получше расставила цветы.
Они вытащили все письма Бердягина и перечитывали их.
Марья Петровна смотрела только те, в которых описывались внучата, а Иван Васильевич увлекался местами об охоте.
— Замечательно пишет Герасимыч! Ведь какие каракули, а читаешь — интересней всяких писателей: прямо картину рисует, честное слово! — каждый раз приговаривал он, откладывая прочитанное в сторону.
Восьмого Марья Петровна с утра хлопотала на кухне: в честь нового своего воспитанника пекла пирог.
А Иван Васильевич
В телеграмме был указан номер вагона, и без неё нельзя было ехать встречать.
— Марья Петровна! — закричал Иван Васильевич на кухню.— Да иди же ты сюда! Надо же наконец отыскать телеграмму.
— Я не могу отойти от духовки: пирог сгорит.
— А тут поезд пропустим. Это поважнее твоего пирога.
— Ну, что делать! Я не могу разорваться.
— Да пойми же ты... Ребёнку, может, опасность угрожает. Заблудится вот где-нибудь, тогда узнаешь пирог.
— Ну, иди, посмотри вместо меня. Я поищу.
С этими словами Марья Петровна бросилась в комнаты и в темноте коридора налетела на Ивана Васильевича:
— Нужно же смотреть! На пожар, что ли?
— А ты сам чего смотрел!
— Так у меня же поезд...
— Ну, так нечего разбрасывать телеграммы.
Иван Васильевич махнул рукой и пошёл в кухню. Он уставился на пустую плиту, сгорбился и вздохнул.
— Интересно, на какого чёрта мне здесь смотреть? — сердито ворчал он, пока пирог сгорал у него в духовке.
Марья Петровна принялась за поиски по-своему. Вытряхнула из портфеля всё на кровать и сразу нашла телеграмму.
— Ну, поезжай скорее,— сказала она, подавая её Ивану Васильевичу,— положи в бумажник, а то опять затеряешь. Э, да что это?! Пахнет горелым...
Иван Васильевич пробурчал что-то невнятное и выскочил поскорее на лестницу. Внизу, у входа, его, как назло, задержал почтальон.
— Добрый день! А я вам письмишко...
— Отдайте там. Я тороплюсь.
— Нет уж, пожалуйста, получите самолично. Письмецо, извольте видеть, заказное. Вот карандашик, распишитесь!
Иван Васильевич расписался, сунул письмо в карман и побежал к трамваю. Вагон уже тронулся, Иван Васильевич, спотыкаясь и размахивая палкой, побежал за подножкой.
Он выбрал удобный момент и подцепился. За ним следом подцепился какой-то парнишка. Иван Васильевич второпях упустил палку и спрыгнул за нею. Тут он увидел, что её на лету поймал парнишка и машет ею из трамвая.
Иван Васильевич ринулся снова. Несколько рук протянулись, подхватили его и втащили на площадку вагона.
В тесноте, весь вспотев от беготни и волнения, Иван Васильевич поехал на вокзал.
Всю дорогу его грызла мысль: опоздал или не опоздал? Он протискивался на площадку и вытягивал шею, чтобы первым увидеть вокзал. Поэтому издалека он мог убедиться, что опоздал.
На вокзале было много народу. Приезжие рекой катились из дверей по широким ступенькам подъезда.
Иван Васильевич обратился к носильщику. Но тому было недосуг: он тащил два чемодана, корзинку, портплед и плетёную сумочку. И последние четыре вещи норовил захватить одной рукой. Он только сказал:
— Ишь, дьявол, ведь не захватишь никак.
Иван Васильевич бросился к справочному бюро. Там ему сообщили, что товаро-пассажирский с Алтая пришёл. И давно уже. Скоро состав начнут разводить. А искать товарный вагон следует на третьем пути, у товарной станции.