Рецепт Екатерины Медичи
Шрифт:
— Конечно, хорошо, — от всей души соглашается Марика. — Просто замечательно! Значит, мне нужно прийти через два дня?
— Да-да, — снова кивает белым паричком Бенеке. — Да-да!
Марика прощается и идет к выходу. Хозяин провожает ее до дверей, и она уже берется за ручку, когда в глубине магазина вдруг раздается телефонный звонок. Ого! Да тут, в этой лавке древностей, имеется не только генератор и огнетушитель, но и телефон!
— Прощайте, — бормочет Бенеке торопливо. — Телефон звонит, слышите? Я вас покину, уж не взыщите. Захлопните дверь, хорошо,
И он со всех своих крохотных ножек бросается к телефону с той почти суеверной почтительностью, которой преисполнены к этому аппарату все очень немолодые и очень одинокие люди. И в трубку он кричит так же громко, как кричат в телефонную трубку все старики, совершенно уверенные, что иначе собеседник их не услышит:
— Да, да, Меркурий, добрый день! Жив, конечно, жив, что мне сделается? И рад сообщить, что ваш заказ выполнен! Я нашел книгу, о которой вы мечтали! Но она очень дорогая… Что? Цена не имеет значения? Сейчас приедете? Очень хорошо! Жду!
Марика опрометью выскакивает за порог и со всех ног бежит по разрушенной Зоммерштрассе.
Меркурий? Какой еще Меркурий? Уж не Торнберг ли имеется в виду?! Неужели сейчас сюда приедет Торнберг? Нет уж, этого бездушного человека ей совершенно не хочется видеть! Она боится встречи с ним: а вдруг профессор каким-то непостижимым образом догадается о том, что Бальдру известна тайна Екатерины Медичи? Нет, нет и нет, от него лучше держаться подальше!
Она так торопится, что едва не падает, споткнувшись о поваленный телеграфный столб. Упирается в него руками, чтобы не клюнуть носом, и вдруг видит, что к столбу приколочена фанерка, а на ней куском кирпича сделана отчетливая надпись: «Карл и Клара Вазер живы и переехали в Потсдам, в отель «Веселая бабушка».
— Карл у Клары украл кораллы, — разумеется, начинает немедленно бормотать Марика, — а Клара украла у Карла кларнет.
И вдруг у нее перехватывает горло. Эти Карл и Клара — их фамилия Вазер? А ведь именно своих друзей Вазеров разыскивал печальный водитель с усиками, как две капли воды похожий на актера Конрада Вейдта! Неудивительно, что он не нашел их надпись, ведь столб был повален. Если бы Марика не споткнулась, она тоже прошла бы мимо. Надо поднять столб. Вдруг этих Вазеров ищет кто-то еще? Вдруг их приятель снова придет сюда?
Разумеется, задачу Марика выбирает себе не по силам, но особенно надрываться ей не приходится. Откуда-то берутся трое мужчин, которые подхватывают столб, как перышко, и прислоняют его к стене. Теперь сообщение Карла и Клары видно со всех сторон, и если их друг вернется сюда…
А если не вернется? Если он уже потерял надежду найти их? Но, возможно, Вазеры сами навестят родимые развалины — поискать какие-нибудь вещи, повидаться с бывшими соседями, разузнать, дадут ли им новое жилье взамен разрушенного. Конечно, хорошо, если они сообщат о своей судьбе обеспокоенному другу. А если нет? Если забудут? Надо Вазерам как-то дать знать о нем.
Как? Да очень просто!
Марика подбирает обломок кирпича (этого добра кругом —
Кто? Как же написать? Просто — «ваш друг»? Уточнить — «Молодой человек в «Опель-Кадете»? «Молодой человек с усиками, как у…»
Да ну, глупости все это! И Марика, сильно нажимая на кирпич, так что столб ходуном ходит, жирно, крупно пишет на фанерке: «Вас ищет Конрад Вейдт».
Вот теперь все правильно. И видно хорошо!
И она чуть ли не бегом устремляется по Зоммерштрассе к мосту. Скорей отсюда, не то, не дай Бог, столкнется с Торнбергом! Свят, свят, свят…
— Фрейлейн Марика! — окликает ее кто-то, когда она уже подходит к дому. — Погодите! Как хорошо, что я вас встретил! Вам письмо!
Почтальон Петер Шнитке спешит к Марике. Раньше он ей казался глубоким стариком, она поражалась его неутомимости, его быстрой и легкой походке, но сегодня, поглядев на букиниста Бемеке, девушка понимает, что по сравнению с ним «старик Шнитке» просто мальчишка-сорванец. А она, Марика, можно сказать, еще на белый свет не народилась.
— Уже поздно, а вы все письма разносите, Петер! — ласково улыбается она «мальчишке-сорванцу».
— Мы теперь стараемся ничего на почте не оставлять. Сразу разносим все, что приходит, — поясняет почтальон. — Сами понимаете, в какое время живем. А что, если ночью налет? Что, если отделение разбомбят и кто-то так и не получит письмо, которое он ждет, как хлеба насущного? Или, еще хуже, письмо никогда не найдет своего адресата…
Ах ты Боже мой, какой он, оказывается, сентиментальный романтик, этот Петер! Марика с удовольствием дает ему на чай, позволяет поцеловать ручку (она давно знает, что почтальон к ней неравнодушен, как, впрочем, ко всем остальным женщинам, особенно молодым и красивым) и берет конверт.
Вот это да! А письмо-то из Рима, от дядюшки Георгия…
Бывает же так: только сегодня Марика о нем думала, напоминала себе, что надо поскорее ему написать. Но ведь опять начисто забыла об этом, пока шла домой. Теперь-то уже не забудет, ответит как можно скорее.
Она поднимается в свою квартирку, похожую на два трамвайных вагончика, составленных вместе, и взрезает конверт. И сразу ее бьет по глазам… красно-белый квадрат!
«Писано в Риме, в сентябре 1942 года.
Моя дорогая Марика, добрый день! Душевно рад пообщаться с тобой хотя бы письменно, моя дорогая девочка. Давно мы не виделись, ты, конечно, стала совсем уж взрослая и красивая, думаешь о нарядах и кавалерах, забыла свои старые детские забавы. Но старики чаще думают о прошлом, чем молодые люди, делать-то нам больше нечего, вот и я часто вспоминаю, как езживал к вам в Ригу и играл со своей любимой племянницей в морской бой теми замечательными корабликами, которые так великолепно делал и раскрашивал твой отец и мой дорогой брат. Ты, помнится, была благородным противником и непременно давала шанс побежденным, выбрасывая на мачте красно-белый флажок: