Редакционное задание
Шрифт:
Выхожу из душа, напевая. Думаю, мне кое-что нужно сменить в своём облике — завтра же закрашу синие пряди и куплю себе пару платьев. И пусть коллеги видят, что у меня есть фигура и ноги, вообще-то, от ушей. Кажется, «идеальность» передаётся половым путём.
Ираклий всё так же лежит на диване, что-то смотрит в своём айфоне последней модели. Правда, соизволил прикрыться пледом. И на том спасибо.
— Одолжишь полотенце? — спрашивает он.
— Куда тебя девать? — иду в другую комнату, где у нас с тётей стоит общий шкаф,
Ираклий сгребает свою одежду и уходит в душ, а я заставляю себя не пялится на его зад…и на спину… и вообще не пялится.
С водными процедурами он справляется быстро, возвращается с влажными волосами, но полностью одетый.
— И что теперь? — говорю я.
Мне хочется внести хоть какую-то ясность в наши отношения. Хотя… у нас вроде нет никаких отношений. И это, почему-то, неприятно царапает.
Но добивает меня ответ Ираклия.
— Теперь я должен попробовать с Ларисой. Чтобы или убедится, или исключить.
Практик, блин. И вот как я должна отнестись к такому заявлению? Постараюсь с юмором.
— И что будет, если вдруг твоей истинной парой окажусь я? Тоже начнёшь меня сталкерить?
Он хмыкает.
— Зачем? Я просто буду заходить к тебе на пельмени. Ты же не против?
И я задыхаюсь… Это же намёк на продолжение знакомства? Или мне кажется?
— Не против, — честно признаюсь я, пряча улыбку. — Но как ты намерен провернуть свою «проверку» с Лариской? Она теперь тебя к себе на пушечный выстрел не подпустит.
— Устрой нам свидание.
Ага, похороны твои… и мои заодно!
Но говорю другое:
— А ты в ответ устрой мне встречу с Кириллом Тихомировым.
— Хм… Боюсь, Кирилл занят и безумно влюблён в свою жену.
— Да господи! Я не об этом!
Блин, ну не признаваться же мне, что я тоже влюблена — безнадежно и по уши?
— А о чём?
— Хочу расспросить о его матери. Уж очень странные обстоятельства её гибели.
— Кирилл не станет говорить об этом с посторонним человеком. Тем более, с журналистом.
— Да, я заметила, — фыркаю, — у них семья вся чурается прессы.
— Тому есть причины, — он подхватывает сумку, которую бросил в прихожей, когда пришёл, и говорит: — Я пойду. Поцелуешь на дорожку?
Улыбаюсь, подхожу к нему, встаю на цыпочки и целую. Неумело и нежно.
И тёплое сияние зелёных глаз служит мне наградой.
Когда Базиров уходит, накатывают одиночество и страх. Ведь столько вопросов осталось без ответа — кто тот человек, назвавшийся Качинским, и откуда он взял мой телефон? Как он вообще узнал, что вотпрямщаз я сижу с той газетной вырезкой? Почему для угрозы мне он выбрал не только тетю Лиду, что было бы логично, но и Ларису? Ведь если рассудить — она лишь моя одногруппница. У меня нет прямо близких задушевных подруг. Значит, понимает, что угроза Ларисе — угроза Ираклию, а вот это уже —
Стоп! Значит, этому монстру известно и о моих чувствах Базирову? Но как? Откуда? Я сама от себя их тщательно прячу.
Становится жутко, забираюсь на диван с ногами, обнимаю себя за плечи. Меня слегка потряхивает, хотя в квартире тепло. Я вспоминанию давно услышанные слова: некоторым тайнам лучше оставаться тайнами. И в этом есть доля истины. Часто наши любопытные журналистские носы проникают под разные грифы и запреты. И чем больше этих грифов и запретов — тем вожделеннее для репортёра материал.
Но ведь, как говорил Малдер, истина где-то рядом. И что если я, выведя на чистую воду эту организацию, подставлю под удар дорогих мне людей? Или — вообще — пострадаю сама?
Одергиваю себя и корю за малодушие: Ираклий, вон, в горячие точки ездит, жизнь рискует, а ты — сидишь, трясёшься. Но ехидный внутренний голосок шепчет: «Так он и не человек, твой Ираклий. Генетический мутант»
Растеряно шарю взглядом по комнате, что хоть как-то успокоить нервы, и натыкаюсь взглядом на прямоугольник визитки.
Профессор Зорин! Вот кто может мне помочь разобраться в происходящем. Уж если кто и не поднимет на смех из-за того, что роюсь в жёлтопрессных теориях, то именно он.
Так… время стремительно ползёт к десяти вечера. Прилично ли звонить пожилому человеку в такое время?
Но лучше позвоню, чем потом буду локти кусать.
Беру телефон, нажимаю нужные цифры и вызов. Он отзывается почти сразу, будто ждал этого звонка.
— А, милая барышня из библиотеки? — уточняет он.
— Лев Аристархович, простите за поздний звонок… — мнусь я.
— Ну что вы, Олесенька, не стоит извинений. Если позвонили — значит, важная причина.
— О да, — соглашаюсь я, — но она, увы, не для телефонного разговора.
— Хорошо, тогда приезжайте ко мне. Я попрошу внучку, она за вами заедет, — отодвигает трубку от губ и кричит в сторону: — Марта! Сможешь?
Не слышу её ответ, но его вскоре озвучивает сам Лев Аристархович:
— Марта согласилась. Скоро приедет за вами. Называйте адрес и будьте готовы.
Не знаю почему, но я сразу же доверяюсь едва знакомым мне людям. Но на предложение Зорина соглашаюсь сразу:
— Буду ждать.
Собираюсь со скоростью света, не забываю прихватить папку со списком и вырезку с интервью якобы Качинского, заталкиваю всё по-быстрому в ноутбучную сумку.
Когда раздаётся звонок в дверь — я уже во всеоружии.
На пороге моей квартиры словно взрывается сверхновая — такие апельсиново-рыжие волосы у моей вечерней гостьи. У неё мягкие черты лица, которые можно было бы назвать миловидными, если бы не стервозная улыбка, что кривит её красивые губы.
Эту улыбку я узнаю из тысячи — однажды мне пришлось брать интервью у её обладательницы.