Река Вуду
Шрифт:
Пайк отжался раз сто, затем перевернулся, уперся ногами в стену и сделал еще сотню отжиманий. Я последовал его примеру. Парень, сидевший за стойкой регистрации, даже высунул нос на улицу, чтобы на нас посмотреть.
— Ну вы даете! Собираетесь пробежаться? — спросил он.
— Точно.
— Будьте осторожны. У нас здесь есть нехорошие места.
— Спасибо, — ответил я.
— Я серьезно. В центре неспокойно. Куда бы вы ни побежали, везде можете нарваться на черных.
— Мне кажется, там телефон звонит, — сказал Пайк.
Парнишка нырнул обратно в холл, но тут же вернулся.
— Не-а. Должно быть, где-то в номере.
По мере того как разогревались мышцы, напряжение постепенно уходило, совсем как лед, откалывающийся от айсберга и падающий в море.
— Говорят, что мы входим в десятку самых опасных городов страны, — заявил парнишка, словно гордился этим фактом.
— Мы будем очень осторожны, — заверил его я.
— Побежали, пока я не пристукнул этого придурка, — проворчал Пайк.
И мы побежали на юг по улице, параллельной набережной, поднялись на небольшой холм, миновав здание, где прежде находилась администрация штата, и свернули на восток, удаляясь от реки. Вечерний воздух был теплым и влажным, и мы быстро вспотели. Я сосредоточился на дыхании и ритме бега, стараясь держаться рядом с Пайком. Постепенно бег поглотил меня целиком, и я почувствовал облегчение. Вскоре центральная часть города осталась у нас за спиной, и теперь мы бежали мимо небольших частных домиков. Негритянский район.
Держась узкого тротуара, мы пробежали по центральной улице, запруженной машинами. Аккуратные кварталы, перекрестки с указателем номеров. Картинки из жизни обитателей маленьких уютных домов. Афроамериканские детишки, катающиеся на скейтбордах и велосипедах. Афроамериканские детишки, играющие в американский футбол. Дети переставали играть и молча смотрели нам вслед — двое белых мужчин, пробегающих по краю их мира. Возможно, портье говорил именно об этих кварталах.
— Ты сделал для нее все, что мог, — бросил на бегу Пайк.
— Знаю, — ответил я, стараясь дышать ровно.
— Но ты недоволен собой.
— Я ее подвел. В некотором смысле я ее бросил, — ответил я и, немного подумав, добавил: — И бросают ее не в первый раз.
С соседней улицы свернул одинокий бегун, бежавший примерно с такой же скоростью, что и мы. Еще не старый, с редеющими волосами, угольно-черной кожей и изящным торсом настоящего спортсмена. Как и мы, он был лишь в шортах и кроссовках, грудь и спина лоснились от пота, точно полированный обсидиан. Я бросил на него быстрый взгляд, но его глаза были устремлены вперед, мимо нас. Я тоже стал смотреть только вперед, хотя краем глаза все же продолжал видеть чернокожего бегуна.
— Она наняла меня для того, чтобы я делал одно, а я делаю совсем другое. Она наняла меня, рассчитывая, что я буду защищать ее интересы, но мои действия могут поставить ее под удар.
Мы бежали мимо школы и торгового центра: мы с Пайком — по одной стороне улицы, чернокожий бегун — по другой. Пайк не отвечал, и я нашел странное утешение в этой громкой тишине. Только наше дыхание, стук кроссовок о тротуар. Ритм метронома.
— Ты не предал ее. Ты дал ей шанс на любовь, — наконец отозвался Пайк.
Я удивленно на него посмотрел.
— Нельзя вложить в сердце то, чего там нет, Элвис. Любовь встречается не так часто, чтобы кто-то из нас мог отказаться от нее, когда она вспыхивает. Это ее неудача, а не твоя, — продолжил Пайк.
— Ей нелегко, Джо. И на то есть масса причин.
— Может быть.
Чернокожий бегун увеличил скорость и постепенно стал от нас удаляться. Мы с Пайком посмотрели на него и одновременно побежали быстрее. Мы догнали бегуна, некоторое время держались рядом, а потом вырвались вперед. Мы лидировали сотню метров, пока он снова с нами не поравнялся. Я прибавил скорость, Пайк рванул следом, как будто мы были единым целым, но чернокожий бегун не сдавался. Дыхание с шумом срывалось с моих губ, насыщенный кислородом воздух Луизианы придавал дополнительную энергию, пот с волос заливал глаза. А мы все бежали и бежали вперед: мы по своей стороне улицы, он — по своей. Однако на перекрестке нам пришлось остановиться перед светофором, и я с улыбкой повернулся, чтобы помахать рукой чернокожему бегуну, но он исчез. Мы ждали, пока загорится зеленый свет, и я пожалел, что не обратился к бегуну раньше. Теперь нам за ним уже не угнаться.
Загорелся зеленый. Мы с Пайком побежали дальше, наматывая мили. День клонился к вечеру. Мы оказались в парке, где было несколько футбольных и бейсбольных полей, свернули на север, потом — на запад и направились обратно в сторону реки и отеля. Мы бежали почти час. Обратный путь займет столько же.
— Ты все еще думаешь о ней? — спросил Пайк.
— Да.
— Тогда подумай вот о чем. Ты прошел с ней первую часть пути. Остальную она должна проделать самостоятельно. И дело не в том, что так получилось. Так должно быть.
— Конечно, Джо. Спасибо.
Он что-то проворчал.
«Философия и мы».
— А теперь завязывай с этими мыслями и начинай думать о Россье. Если ты не начнешь думать головой, Россье тебя убьет.
— Умеешь ты закончить разговор на высокой ноте!
— Именно по этой причине я так много зарабатываю.
Глава 35
Милт Россье позвонил на следующее утро в четырнадцать минут десятого и сразу взял быка за рога:
— Я согласен, но только за две с полтиной за голову.
— Забудь.
— Две двести пятьдесят — и будь я проклят! В противном случае все останется как есть.
Я повесил трубку. Если у меня хорошие карты, я буду играть жестко. Иначе он сразу поймет, что я блефую.
Через шесть минут телефон зазвонил снова, и Россье сказал:
— Две тысячи сто, сукин сын. Черт возьми, ты тоже можешь подвинуться. Веди себя разумно.
Мне показалось, что сердце сейчас прямо-таки выскочит из груди.