Реквием по любви. Грехи отцов

Сладкова Людмила Викторовна

Холодное и абсолютно отстраненное.

Плохо дело. Очень плохо…

— Прости, я вовсе не собиралась лезть к тебе в душу, — поспешила она внести ясность в надежде восстановить хрупкое равновесие их взаимоотношений. — Просто подобные мелочи, как правило, помогают людям лучше узнать друг друга.

Ноль внимания!

Он уставился на веселящуюся толпу мужиков, ради развлечения стреляющую по бутылкам, как на восьмое чудо света! Даже не мигая, черт бы его подрал!

— Разве ты не… — голос дрогнул, выдавая истинные эмоции девушки, включая волнение

и страх. — Разве ты не хочешь этого?

Спустя секунду Лиза разочарованно фыркнула, начиная привыкать к гробовой тишине, сопровождающей каждый ее вопрос. Только вот с нахлынувшими эмоциями сделать уже ничего не могла. Они подобно тайфуну поглотили ее, заставляя вибрировать от напряжения, точно натянутую до предела струну. Следом пришла и злость.

Да такая лютая, что разум помутился.

Не отдавая отчета собственным действиям, Лизавета прошипела вмиг пересохшим горлом:

— Быть может… мне в качестве мишени под пули встать… вместо стеклотары… чтобы ты наконец МЕНЯ заметил, Борис Андреевич?! Так и скажи! Я – МИГОМ!

Движимая одними инстинктами, она вскочила на ноги, искренне намереваясь исполнить свою угрозу. Да не тут-то было! С молниеносной скоростью родственник перехватил ее запястье и невероятно сильным рывком заставил вернуться в исходное положение. Посадку на стул сложно было назвать мягкой. Теперь девушка зашипела от боли, так как прилично приложилась своей многострадальной пятой точкой о жесткую поверхность. Сообразив, что перестарался с силушкой, забеспокоился и Прокурор:

— Ушиблась?

— Нет, что ты! — состроила она очень серьезную гримасу. — Мне, знаешь ли, по приколу копчик себе ломать время от времени! Непередаваемые ощущения…

— Ох и язва! Иди-ка сюда, — сокрушенно выдохнул Черчесов, вновь заключая Лизу в свои крепкие объятия. Чересчур крепкие. Дышать удавалось через раз. — Ты извиняй уж старика.

— За что?

— Заносит меня порой! Пойми, не привык я так – по душам беседы вести да назад оглядываться. Одним днем же все живем. Нет в моей жизни ничего… что можно было бы обсудить с тобой за чашкой утреннего кофе.

Лиза сама не знала почему, но от внезапного откровения Бориса ее горло сдавил болезненный спазм. Знаменитый предвестник грядущих слез.

Пытаясь справиться с эмоциями, она глубоко втянула носом свежий ночной воздух и произнесла на выдохе:

— Вообще-то, кофе в твоем возрасте – чистейший яд! Переходи на воду.

Удивляя ее и совершенно обескураживая, Прокурор загоготал в голос. Причем на пару с Аркадием Михайловичем.

— Видал, че творится, Похом? Так и норовит меня на пенсию отправить!

— Да, оленёнок у нас… чуднОй!

Не в силах сдержаться, она тоже улыбнулась.

— Я вовсе не считаю тебя стариком! — не упустила возможности сделать дяде комплемент. Причем абсолютно искренний. — Давай называть вещи своими именами – ты круто сохранился для своих лет!

— Скажешь тоже…

— Скажу! — окончательно осмелев, но все же осторожно, без резких движений Лиза коснулась ладонью его лица, отмечая про себя, как

вздрогнул мужчина от столь внезапного вторжения и излишнего внимания к своей персоне. Полностью игнорируя пристальный, настороженный взгляд дядюшки, совершенно не знающего, чего можно от нее ожидать, девушка пробежалась пальчиками по каждой морщинке, испещрившей его кожу. По каждому мелкому шрамику, оставленному многочисленными драками. Даже колючую щетину не обошла стороной. — У тебя правильные черты лица. Мужественные. Строгие. Аристократические даже. Наверняка в молодости ты был невероятно хорош собой! Да?

Сказать, что вопрос застал мужчину врасплох – ничего не сказать!

Поперхнувшись собственной слюной от неожиданности, Прокурор закашлялся. А когда справился с досадной оплошностью, недоверчиво уставился на племянницу:

— Я не знаю! — и почему ей показалось, что эта фраза вообще звучит из уст дяди крайне редко? — Обычным я был. Вроде. Не красавцем уж точно. Мне… сложно судить!

Руководствуясь чисто женским любопытством, Лиза пошла в наступление:

— А кто был необычным? Мой папа?

— Нет!

— Кто тогда?

— Знамо дело кто! — коротко хохотнул Прокурор, красноречиво кивая на Похома. — Аркашка! Его твоя мать в свое время окрестила самым красивым мужчиной на свете. Хоть и любила только как брата, но никогда не упускала возможности напомнить всем нам о его исключительной красоте. Представляешь, как бесился твой отец?

Лиза тоже засмеялась, придирчиво разглядывая Аркадия Михайловича.

— Ну нет! Я бы с ней поспорила. Он не самый красивый… однако, в создании самого красивого…определенно участвовал!

Перед глазами стоял образ Дмитрия, который очень многое унаследовал от внешности своего отца. Понимая, что сболтнула лишнего, она опасливо покосилась на собеседников. Ее признание произвело на мужчин эффект разорвавшейся бомбы. Повисло столь тягостное молчание, что зазвенело в ушах.

— Лиза, — начал было дядя Боря, — так или иначе, но тебе придется…

— Знаю! — она заставила родственника замолчать на середине фразы, плотно прикрыв его рот своей ладонью. — Дядя, я вовсе не дура… хоть частенько могу таковой показаться. Я прекрасно помню наш недавний разговор. И раз уж ты здесь, то меня тут быть явно не должно. И не будет, судя по всему. Возможно, даже завтра. Ты не стал бы «светить» перед «друзьями» мое убежище, если планировал бы оставить все как есть. Я понимаю. И не возражаю. Но, пожалуйста, хотя бы сегодня… не напоминай мне об этом!

Лишь дождавшись его очередного молчаливого кивка, полностью удовлетворяющего ее просьбу, девушка убрала руку с подбородка дяди. Прерывая затянувшуюся паузу, задала вопрос – весьма неожиданный даже для самой себя:

— Скажи, а ты любил меня… в детстве?

— Разве может быть иначе?

Его голос сочился праведным возмущением.

— Значит, да?

— Логично!

— А сейчас?

О! Этого ответа Лиза ждала, затаив дыхание. С безумно колотящимся сердцем и совершенно одичавшим пульсом.