Реквием
Шрифт:
– Он был предтечей демократических отношений руководителя с сотрудниками и символом нашей эпохи. Фартовый парень! Недоброжелатели посрамлены! Звучит вызывающе прекрасно, – пошутила Лена. – Понимаю, восхищение – одно из величайших наслаждений. И ты, пораженная неотразимым обаянием Антона, смотрела на него, замерев от счастья!
– Настоящие физики – народ дружный и демократичный. Антон всегда выслушивал все доводы «за» и «против» и либо подтверждал, либо опровергал их. И этим многое сделал для самоутверждения сотрудников и повышения их самооценки, что, как ты знаешь, очень важно для людей науки.
– Он не допускал оскорбительной обиходности даже в мимолетных встречах? Верю. А ты была из его свиты или
– Работая и отдыхая рядом с ним, я была на седьмом небе. Даже одобрительный кивок Антона вызывал во мне трепет удовольствия и удовлетворения. Ни для кого не секрет, что от него к тому же исходила настоящая надежная мужская сила: нежная, влекущая, головокружительная, сексуальная, способная будоражить не только ум, но и плоть. Работа в его коллективе стала особой страницей в моей жизни.
– А для него радость работать с тобой заключалась в том, что он знал, что ты все сделаешь, но не догадывался как. Ты же непредсказуемая, – улыбнулась Лена. – Ты очень убедительна в своих высказываниях об Антоне. А-а… так все же не имитировала любовь! Она так явственно из тебя выпирает. Не стыкуется что-то.
– Он был тем, что составляло мою жизнь, мою судьбу.
– В кумиры возвела?
– Ты тоже… Андрея.
Лена будто не расслышала.
– Теперь у нас принято ругать советское время. А зря. Сколько всего хорошего было создано за послевоенные годы! Страна поднялась из руин. Построены прекрасные города, огромные заводы, электростанции. Я уж не говорю о Космосе. А сколько всего полезного было изобретено нашими прекрасными специалистами! Но партократы и чиновники не способствовали их внедрению. Нижайшее им «спасибо» за это. А Запад подхватывал наши идеи, совершенствовал, изготовлял продукцию и нам же продавал за большие деньги. Америка не признавала наши патенты и себе присваивала первенство в изобретениях и открытиях. А сколько полезного сделал наш институт! Все-таки роль личности руководителя переоценить невозможно.
Лена, ты представляешь, я уже видела себя руководителем отдела. Думала, вот-вот, не за горами. А тут перестройка накатила. Институт дышал на ладан. Мы воевали. Борьба не всегда шла по правилам. Сплошные стрессы. Я не ушла бы никогда, если бы не эта чертова болезнь. Не хотела быть обузой, – безжизненным голосом закончила рассказ Инна.
Лена молча прижала к себе подругу.
– Уезжая к тебе, я спросила Антона: «Что будет со страной?» Он ответил сурово: «То, что она заслуживает, если верить в действие нравственных законов».
Такой вот он, наш Ант. (Антей?) Так мне позволено было его называть, когда мы один на один беседовали и спорили в его кабинете. – На лице Инны появилось лукавое выражение, словно она о чем-то умалчивала. Она выглядела как озорная девчонка, которая не раскрыла подруге тайну, и теперь интригует ее этим.
«Женщина остается женщиной до последнего. Почему бы ей не помечтать и не пофантазировать о радостном, но несбыточном? На земле не найти силы, которая заставила бы тебя раскрыть этот секрет?» – грустно улыбнулась Лена, прекрасно понимая невинную уловку подруги.
– И ты могла в разговорах с ним позволять себе некоторые вольности? – Лена осторожно подвела Инну к возможной откровенности.
– Только в спорах, – серьезно ответил та.
– Кто подал тебе идею устроиться на работу к Антону?
– События часто происходят не по той причине, которую мы видим, а совсем по другой, тайной, никому не известной, – отшутилась Инна.
– В жизни все взаимосвязано. Просто иногда трудно проследить цепочку этих связей, – не согласилась Лена. – Недавно нужно было одной моей знакомой устроить свою дочь на работу. Она хотела обратиться к своему хорошему другу за рекомендацией.
«Любит расставлять все точки над «i». Привыкла, как и Антон, держать все нити в своих руках. Наверняка уже давно всё обо мне выяснила, а потом только подтвердила свои расчеты», – подумала Инна.
– Александр насчет тебя удочку к Антону забрасывал? Сознавайся. А Антон, прежде чем взять тебя на работу, получил о тебе полную информацию и в личной беседе уточнил ее?
– Да, – коротко ответила Инна.
Последовала внятная пауза.
– …Я вот тут подумала: для кого я была дороже всех на свете? Кому была интересна?
– Маме, бабушке, племянникам, – заторопилась перечислить Лена, чтобы подруга не направила свои мысли в сторону «любимых» мужчин и не впала в меланхолию.
– …Потом события в стране приняли неожиданный оборот, и всё полетело к чертям собачьим, – продолжила Инна удрученно, словно умоляя Лену поверить в то, о чем станет рассказывать дальше.
– Ну не так чтобы всё…
– Была травля некоторыми личностями. Слетелись стервятники, почуяв добычу. Ждали своего часа. Их ряды стремительно разрастались. Надеялись без проволочек заполучить лакомый кусок. Были попытки рейдерских захватов и умышленного аннулирования и без того редких заказов и договоров. Институт со всех сторон подвергался нападкам. Нарочно в прессе порочили, требовали сворачивать исследования, заставляли усомниться в перспективах и в людях. Чтобы лишить руководство поддержки, подыскивали штрейкбрехеров. Пытались кое-кого переманить на свою сторону. Почему так поступали? Чтобы потом купить институт дешевле. Считали, что он обречен, а они дают нам небольшую отсрочку. Но народ насмерть стоял, не давал директора в обиду. И выдержал осаду. Меня, к сожалению, тогда уже не было в стенах института. Я надолго вышла из строя. Но я благодарна и Антону, и НИИ за поддержку в трудное для меня время. А институту и сейчас нелегко. Никак не выберется из потенциальной ямы нищеты, хотя многое уже сдвинулось с мертвой точки.
Инна выговорилась. Слепящая ярость в ней улеглась. Осталась усталость и головная боль. Она выглядела подавленной, измученной. И вдруг как-то неожиданно резко рухнула на матрас вниз лицом.
Лена перепугалась, засуетилась и, сама неловко повернувшись, со стоном свалилась рядом. Но все обошлось, и через несколько минут обе «старушки» уже посмеивались над собой и своими страхами.
– Теперь, когда, наверное, пик славы Антона остался позади, тебе бы памятник ему поставить и самой стать для него постаментом, – пошутила Лена.
– И стала бы. И лавровый венок ему надела бы.
– Знаю.
Аня беспокойно завозилась на матрасе. Инна насторожилась.
– Уснула никак? Намаялась, – сказала она тихим шепотом. – Не больно швыдка в ночи. Не проснется теперь до утра.
– Швыдка. Так в нашей деревне говорили о шустрых, – тепло вспомнила Лена и задумалась о чем-то приятном.
11
– …Недавно читаю на досуге одну книгу и чувствую, будто что-то родное овевает меня, в плен душу берет. Представляешь, второй раз по тексту, по употребляемым словам талантливого писателя-земляка определила. В данном случае землячку. Раньше не знала о ее существовании. Так было приятно!