Реквием
Шрифт:
Ей тогда подумалось: «Инна стремится быть ему больше матерью, чем сама мать? Мальчик очень похож на Инну. Наверное, она представляет его своим сыном или, по крайней мере, родным и самым любимым внуком. Из духа противоречия говорит, что здесь, на земле, все бренно, жалко, горько. Рисуется. И ведь как жадно любит! Нашла свою утерянную стезю. Вот где смягчается и гасится пожар ее души! И вся бытовая наносная короста с нее вмиг слетает, когда причаливает к добру и любви. Вот где она на вечную верность присягает, вот кому она горстями раздает счастье, радость и милосердие. Пусть рухнет мир роскоши, оголтелой славы и останется любовь! И хоть этот мир полон страданий, он выживет, если есть доброта и любовь. И это еще одна глава, может
Лена вдруг поняла, о завещании Инна намеревается с ней поговорить. На ее квартиру много охотников находится. А она ее любимому внучатому племяннику, наверное, захочет оставить, но заранее не желает родню баламутить. Перед фактом поставит. А меня душеприказчиком попросит быть.
Еще один эпизод, связанный с ребенком, сохранился в памяти Лены. Инна рассказывала, как её племянница первый раз попробовала конфету. Малышке тогда было чуть больше года. Сладкое ей запрещалось, и конфетами она играла как обыкновенными игрушками. Сестра побежала в магазин, а Инна посадила Юлечку на стол и принялась на нем раскладывать узоры из карамели. Девочка крутила в ручках одну конфету до тех пор, пока она не выпала из фантика. Заинтересовавшись новой формой игрушки, малышка принялась старательно ее изучать: потрогала, понюхала, лизнула. Вдруг ее личико приняло удивленное, затем восхищенное выражение. У нее дух захватило!
Она с хитреньким выражением на личике оглянулась по сторонам, будто понимала, что делает что-то запретное, и мгновенно сунула конфету за щеку. Убедившись, что никто у нее не отнимает лакомство, она принялась его торопливо разгрызать, буквально захлебываясь от восторга. Глазки ее горели, слюнки текли по подбородку, но она подбирала их ладошками, облизывала каждый пальчик. Инна тем временем незаметно выбрала из кучи игрушек все конфеты и спрятала в карман.
Покончив с первой конфетой, девчушка кинулась искать следующую, и, не найдя, принялась энергично обследовать весь стол. Даже обшарила кромку и нижнюю сторону досок стола там, где доставали ее маленькие ручки. Теперь на личике выражалось крайнее разочарование неудачными поисками. Она была в полной растерянности. «Как же так, было много этого красивого вкусного чуда! Куда оно подевалось?» – говорила ее упрямая чумазая мордашка.
Немного подумав, Юлечка догадалась выпрашивать конфеты у Инны, делая красноречивые жесты ладошками, мол, дай, дай. Инна только руками разводила: «Нет у меня». Еле-еле ей удалось успокоить племянницу от потрясения. Инна рассказывала этот эпизод с таким искренним восторгом! Она была в эти минуты такой счастливой!
Нет ничего лучше и сильнее материнства, пусть даже если это чувство к чужому ребенку. А открыто не сознавалась. Такая уж Инна есть, и не переделать ее. Да и к чему?
Лене захотелось погладить подругу по волосам, как маленькую. Она сделала движение в ее сторону и не донесла руки. Та заметила сочувствие к себе, и в голосе ее почувствовалась слабость. Она жалела себя. И, конечно же, ей этого было мало. Лена потерлась щекой о плечо подруги. И Инне показалось, что той тоже хочется поплакаться, чтобы ее пожалели.
15
Инне вспомнился восьмой класс.
– Учу уроки. Незаметно для меня книги, стол и вся комната пропадают. Я сама становлюсь бестелесной, превращаюсь во что-то призрачно-воздушное, эфирное, эфемерное, но такое прекрасное! Я – сплошное очарование, дуновение теплого ветра, мечта! И вдруг вновь передо мной будильник, а на нем уже пять часов вечера! Два часа пролетели как миг, как сон, как редкая радость. Я спохватываюсь, беру себя в
Мне стыдно и радостно от ощущения странного незнакомого чувства счастья, не имеющего причины. Радость заполняет меня всю без остатка. Мне удивительно хорошо, почти как тогда, когда я заболела и чуть не умерла. Но, к счастью, не отправилась в бесконечное путешествие. То было дивное состояние легкости и вселенской благодати!
«Такая мечтательность бывает только у девчонок? А вдруг и у мальчишек? Фу, они такие… Но не все. Я улыбаюсь. Какая же я беспросветная глупышка. Но как это приятно! И ведь спроси меня, о чем я только что думала, о чем мечтала – не вспомню. Наваждение какое-то», – сержусь я на себя. И опять улыбаюсь.
«Это счастье? Предчувствие счастья? Это глупость? Радость не может быть глупостью. Это у меня от книжек? Не весна ведь. И все-таки глупо бездарно тратить время», – осаживаю я себя и снова незаметно уплываю в благодать.
«Мне просто хочется счастья», – думаю я очнувшись. И, выскочив из-за стола, мчусь на улицу к друзьям, чтобы отвлечься и хотя бы через час-другой снова взяться за уроки.
И что же такое было со мной тогда, в пятнадцать лет? Ведь не была влюблена и вообще не думала об этом. Подсознание само готовило меня к чему-то прекрасному, само подталкивало проснуться для любви или влюбленности?
…И вот в какой-то момент я, как во сне, сквозь туманную пелену сознания разглядела размытую фигуру своего будущего избранника… Тогда главные жизненные утраты еще не коснулись меня. Это у Лены они начались с момента рождения. Она с детства не любила красивых мужчин. Они сомнение в ней вызывали. Мол, красив – и этого ему кажется достаточно.
…Мне шестнадцать. Я чувствую, что способна на единственную, бесконечную любовь: нежную, верную и прекрасную! Но не верится, что повезет найти ее в ком-то другом. И от этого грустно. Я не вижу среди своих знакомых такого, о ком мечтаю. Если только такой, как Петр Андреевич, учитель математики. Они с женой понимают и обожают друг друга, но на людях никогда не выражают своих чувств.
Сначала я считала его пентюхом. И вдруг нечаянно подглядела… и порадовалась за них. Этакий увалень и такая нежность во взгляде, и такое трепетное прикосновение к женщине, с которой прожил пятнадцать лет и имеет троих детей! И выразилась она в одном еле заметном движении его руки. И его жена – на уроках строгая – в это момент выглядела юной, искренней и такой счастливой!
Как она в этом медведе разглядела прекрасную душу? Я ей завидую и говорю себе: «А ну, как если бы ей не повезло?» Но ведь повезло же. Возможно, она смолоду уже хитромудрая была. Тоже очень важный момент. Как-то она на перемене мне сказала: «Ты слишком хороша, чтобы это могло принести тебе счастье. Будь строже». Прозвучало как предостережение. А я не вняла.
К лирическим воспоминаниям Инны стали примешиваться грустные:
– Почему же, имея такой прекрасный пример, я влюбилась в этого обаятельного похотливого проходимца, сломавшего мне жизнь? Прислушайся я тогда к словам учительницы и матери, все сложилось бы по-другому. Ха! «Принц моей души»! Только не понимал он, что душа моя созвучна игре «на струнах дождя». Я летала на крыльях любви. Но то была не любовь, а влюбленность, потребность в любви. Купилась на комплименты.
Мне хотелось разделить свою радость любви с тем единственным, который мог ее воспринять и поделиться своей, такой же прекрасной и бесконечной. Я верила, что это соединит наши души навечно, пока бьются сердца. Но в мое юное жизненное пространство вторглось жестокое мужское безрассудство и эгоизм. И робкие слова любви угасли. Помечтала и будет. Теперь от всего этого набора слов меня воротит не дай бог как. Не с тем разделила свою любовь, не тому подарила свою чистоту и юность.