Реликтовая популяция. Книга 2
Шрифт:
– Саадина может умереть.
– Когда умрёт, тогда и будем об этом говорить… Так как тебе моё правдивое слово?
Тупер моргнул и окаменел.
Для него в правдивом слове Присмета единственно понятным моментом было упоминание о нём самом. Всё остальное… Кто знает наверняка, как там всё было? Сам он находился в третьей группе и, когда их старший повёл группу на шум схватки, он в темноте практически ничего не видел, тем более что перед глазами в далеком и каком-то странном серебристом, как ему показалось, свете плясали смутные тени кустов, деревьев, тескомовцев и многочисленных, как утверждает теперь шейн, бандитов.
Впрочем, бандитов он всё-таки, возможно, видел, если, конечно, ему не почудилось их присутствие. Зато он их слышал, это точно. Кто-то мяукнул и тескомовец, шедший от него слева; вдруг захрапел и упал, поражённый насмерть. Чуть позже наступила его очередь. Eмy удалось лишь заметить мелькнувшую тень маленького существа, которая на мгновение остановилась рядом с ним, потом его руку и грудь обожгла боль, и он уже ничего не видел и не слышал, пока его не привели в чувство те, кто уцелел в этой бойне.
Так что возглавлять полукрин, организовывать оборону и поразить столько бандитов, что у оставшихся не хватит сил даже объединиться в новую банду, он не мог, как бы это не хотелось Присмету и ему самому.
– Эй, Тупер? – громыхнула Гора Мяса. – Ты что, заснул? Как тебе моё правдивое слово?
– В-вполне, – выдавил из себя тескомовец.
Да и что он мог ответить? Не скажешь же шейну, поставившего тебя нежданно-негаданно в командиры полукрина, что всё его, так называемое правдивое слово – глупость и неправда от начала до конца.
Не скажешь…
– Никогда ничего глупее не читал, – Жуперр с брезгливой миной отбросил от себя листок с правдивым словом Присмета о ночном событии близ Соха. На его жёстком лице вслед сказанному промелькнула презрительная улыбка, заставившая Присмета выпрямиться, и тут же умерла. Жуперр движения собеседника, словно не заметил. – Жаль, конечно, потерять ни за что целый полукрин, – проговорил он дальше без особой печали по погибшим, – но нет плохого без хорошего, Присмет…
Жуперр замолчал, прикрыл глаза и поиграл тощими желваками под сухими щеками.
Ещё две праузы назад, узнав неприятную новость об избиении тескомовцев неизвестно кем под Сохом, он готовился устроить этой, как тут проболтался думерт Тлуман, Горе Мяса (надо же такое придумать прозвище), небольшой допрос с пристрастием, а потом, обвинив бывшего фундаренца во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях, – кто его, Жуперра, сейчас упрекнёт в совершенном? – помочь Присмету расстаться не только с идиотской игрой по поимке какого-то мальца, но и с жизнью. В конце концов, смерть полутора десятка тескомовцев на его совести, пусть за это и расплатится. Оставалось лишь придумать, кому это доверить и как выполнить без потерь для себя расплату с виновником позора воинов Тескома. Созревала идея несчастного случая как с полукрином, так и с Присметом.
Так бы оно и случилось, и не сидели бы они сейчас друг против друга, и не приходилось бы вводить эту бездарную личность в курс тайны, рядом с которой тот, как оказалось, ходит вот уже несколько дней. Можно было бы с ним ничем таким не делиться, а привести в исполнение предыдущий план, но, к сожалению, менять сейчас Присмета на кого-то другого – терять время.
…Двумя праузами раньше по каналу связи, служившему для переговоров с членами Агоры, пришёл вызов на его имя.
Агору – негласных руководителей Тескома – Жуперр недолюбливал, но не явно, а в душе, на уровне бессознательного чувства противодействия некой силе, постоянно довлеющей над всеми его делами и устремлениями, а по большому счету – над его волей.
Никто, даже региональные руководители, подобные Жуперру, практически никого из членов Агоры не знал. Лишь, может быть, порой различали их голоса, получая с помощью специальной системы передачи сообщений. Эти сообщения, ненавязчивые как будто, на первый взгляд, пожелания или рекомендации о проведении той или иной незапланированной операции, внутреннего ведения дел в батлане или на территории, им контролируемой, или личного характера для получателя сообщений, выполнение которых, тем не менее, было строго обязательным.
Строптивые, кто и где бы они ни были, просто исчезали без памяти о них, и каких-либо особых или гласных разбирательств по факту их исчезновения.
Впрочем, голоса могли быть искажены, так что по ним, вслушиваясь в речь окружающих тебя людей, кого-то из членов Агоры, узнать не было возможности.
Сам Жуперр, по крайней мере, одного из Агоры, как ему казалось, подозревал, хотя иногда сомневался в выборе этого человека, как участника Агоры. Подозреваемый ничем особенным среди многоимённых внешне не выделялся, но отношение к нему, как заметил Жуперр, остальных многоимённых Габуна носило отпечаток какого-то подобострастного уважения: в обращении, в словах, в упоминаниях о нём. Его нэм относился к гитам с широкими родственными связями во многих бандеках и придавал ему, естественно, вес в обществе многоимённых – как говорили, в Венце Имён. Однако такие, как он, были не редкостью в столице Сампатании, относящейся к одной из крупнейших бандекам на планете, с не менее чем миллионным населением людей.
Агора, если она была укомплектована такими людьми, число которых в её составе также было неизвестно, имела практически абсолютную власть не только в Тескоме, но и в бандеке, а, возможно, и далеко за её пределами.
Вызов на связь Жуперр пережил болезненно. Последнее время, создавая Южную группировку Тескома, он даже думать позабыл об Агоре, уверенно считая себя полноправным хозяином положения. Поэтому от разговора с кем-то, неизвестно где находящимся сейчас, он не ожидал ничего хорошего.
Сжимая кулаки от ненависти и бессилия, Жуперр долго не подходил к специальному аппарату, установленному в отдельной комнате без окон рядом с его кабинетом. Аппарат установили на невысоком постаменте когда-то, на заре образования гетто в Примето, то есть так давно, что те, кто его устанавливал, давным-давно превратились в прах и безвестие. Связь через аппарат осуществлялась только по одностороннему вызову. Разговор, если он возникал, начинался после того, как вызываемый входил в комнату, включал освещение вечных светильников, запирал за собой дверь и оставался один на один с изящной, но непритязательной по внешним конструктивным элементам колонкой в виде серебристо зеркальной тумбы в четверть бермета высотой.