Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
– Зиночка, вперёд на препятствие!
Панин ни с места.
– Я к тебе обращаюсь, – показывает рукой на Ивана.
– Меня не так зовут, – отвечает Иван. – Если вы забыли, я напомню – рядовой Панин.
Тут засмеялся весь строй, и смеялись-то над командиром. Он покраснел, пожевал губы и тут же объявил Ивану:
– Один наряд вне очереди! А теперь, рядовой Панин, вперёд на препятствие.
Панин преодолел полосу препятствий быстрее всех. Он был силён, ловок, умён, грамотен, с ним было интересно общаться. Но почему-то такие люди не всем нравятся.
После ужина мы пошли в казарму, а Иван остался в столовой отрабатывать
После этого случая наш командир прекратил придирки к Панину, а уж имя «Зиночка» забыл сразу. Не получилось у него сломить, подмять под себя сильную натуру. Даже имея над ним власть, пришлось ему отступить – не на того нарвался.
А однажды я оконфузился перед всем отделением. Наш командир отделения вечером после ужина решил нам почитать Устав Советской Армии и Флота. Мы расположились по своим постелям, повернувшись головами к читающему, который сидел у окна на скамеечке. Читал он долго и нудно. Меня от такого чтения быстро разморило и я, незаметно для себя, уснул. Командир заметил (а может, ему кто-то подсказал), что я сплю. Он взбеленился и заорал:
– Встать, одеться! Шагом марш на улицу!
Мы с ним вышли из казармы. Он остановился на крыльце и скомандовал:
– Строевым шагом влево двадцать шагов, потом вправо двадцать шагов. Проходя мимо меня – отдавать честь!
Я всё выполнял молча, поскольку услышал и запомнил в начале его чтения Устава, что «приказы командира подчинёнными не обсуждаются, а выполняются». Моё топанье надоело ему довольно быстро, и он смилостивился:
– Вольно, в казарму шагом марш!
Никому, кроме Панина, я не рассказал, какое наказание получил. Впрочем, никто особо и не интересовался. Чтение Устава на этом закончилось, поскольку настал «свободный час». Можно было погулять по территории части, но желания никакого не было. За день находились, набегались. Кто-то чистил обмундирование, кто-то писал письма. Я написал два письма – маме с Фаей и сестре Вере в Камышлов, где она училась.
Наступило седьмое ноября – праздник Великого Октября. Звучит парадоксально, но до 1918 года Россия жила по юлианскому календарю, а потом – по григорианскому, разница между которыми составляет 13 дней. Поэтому очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, свершившейся 25 октября, праздновалась 7 ноября.
В этот день у нас был выходной. Кормили вкуснее и поспать позволили лишний час. А чтобы не слишком скучали без дела, принесли боевую винтовку. Мы начали с её изучения, разборки и сборки затвора. Попробовать давали каждому. Показали, чем и как чистить. А после обеда раздали всем текст Присяги и приказали выучить ко дню её принятия.
Вечером я посмотрел в окно, из которого как на ладони был виден город. Он утопал в разноцветных огнях, гирляндах, подсвеченных прожекторами флагах и красочных плакатах. Сверху, из крепости, казалось, что город бурлит, отмечая праздник. Я подумал, что в деревне так красочно праздник никогда не отмечали. И вдруг мне впервые за две недели службы стало тоскливо. Иван заметил мой погрустневший взгляд, подошёл ко мне и предложил:
– Полезли наверх, там поболтаем.
– Давай, – согласился я. Мне было приятно, что я оказался не одинок в этой бурлящей людьми казарме, что кто-то решил разделить мои чувства. Мы с ним вспоминали «гражданку», рассказывали интересные случаи из своей жизни, делились наболевшим, и так проболтали до отбоя. Этим и закончился праздничный день, а завтра опять предстояло «ать-два».
Глава 41. УЧЕБКА. ПОСЛЕ ПРИСЯГИ
Через три дня после праздника мы принимали Присягу. Три роты выстроились одновременно на площади крепости. Перед строем каждой роты стоял стол, покрытый красной тканью; за ним сидели командиры – от командира роты и выше. Перед столом, в нескольких шагах, стояла трибуна, тоже оббитая красной материей. Вызывали к трибуне по одному, начиная с первого отделения первого взвода. В предыдущие дни мы добросовестно зубрили текст Присяги. А тут на трибуне лежал красиво оформленный, напечатанный крупными буквами, вставленный в рамку тот самый текст. «Читай – не хочу», называется. Прочитать нужно было чётко и громко.
Когда подошла моя очередь, уже половина роты Присягу приняла. Я знал текст наизусть и поэтому даже ни разу не заглянул в него. Чётко произнёс:
– Торжественно клянусь … глядя на командиров … мужественно переносить все тяготы и лишения военной службы!
Так мы стали настоящими солдатами. Правда, лишь по статусу, но не по готовности.
После принятия Присяги весь учебный батальон выстроился в колонну. Впереди комбат нёс Знамя части, за ним шествовал духовой оркестр, играющий торжественный марш. Мы прошагали по территории части и сделали круг почёта по плацу. Обратно шли под звуки вальсов «Амурских» и «Дунайских волн». Эти мелодии напомнили мне детство, приезд дяди Вани с патефоном, пластинки, на которых были записаны эти песни. А тут я в живую увидел оркестр и услышал музыку, разбередившую мою душу. И исполняли её такие же солдаты и сержанты, как и мы.
Подразделение вернулось на крепостную площадь. Там с принятием Присяги нас поздравил командир части полковник Сурмава.
В этот же день закончился карантин, и нам было разрешено гулять по всей территории части без опеки командиров. Мы с Иваном в первую очередь пошли в магазин, где купили моё любимое лакомство – пряники. Заодно познакомились с другим ассортиментом. Зашли в клуб, где был большой кинозал, танцевальная площадка, сцена для артистов и музыкантов. Когда вышли из клуба, нам встретился старослужащий – рядовой.
– Почему не приветствуете старослужащего?! – рявкнул он. Мы ответили:
– Здравствуйте. Нам говорили, что мы должны приветствовать только старших по званию.
– Извините, я пошутил, – признался солдат. Я поинтересовался:
– В каком подразделении служите?
– В маневровой группе, – ответил он, но нам это ничего не говорило.
– А куда ещё при штабе можно попасть после учебного? – продолжали допытываться мы.
– В основном на заставу. А здесь есть авторота, муз- и хозвзвод, санчасть, взвод охраны.