Рэмбо под Южным Крестом

Граф Конрад

Выйдя на отмель, он покосился на крокодилов, лежащих в тех же позах и на тех же местах, и все же вынул нож. Картина, конечно же, внушала ужас, и Гвари простил себя за чрезмерную осторожность, которую он не хотел бы назвать трусостью. Он нашел кусок гнилой коряги и запустил им в ближайшего крокодила. Удар угодил в голову, но, кроме того, что коряга рассыпалась, ничего не произошло. И тогда Гвари смело вступил в воду и вытащил из зарослей лодку с лежащим в ней веслом. Чтобы не перевернуться, он подвел ее к берегу, сел и оттолкнулся от илистого дна. Проплывая мимо торчащих

из воды пары глаз и пары ноздрей, он не удержался и пнул крокодила в морду веслом. Он погрузился, как поплавок, и снова всплыл. Гвари плюнул ему в пустые глаза и, уже не оглядываясь, направил лодку к острову.

Глава 4

Шеф «алмазной полиции» Артур Бирс спал плохо. Он не помнил, что ему снилось, и снилось ли вообще что-нибудь, но когда проснулся, ощущение было такое, что уже не уснет, и поднялся.

Теплая вода из-под крана не освежила его, как и не взбодрила чашка кофе из термоса — тоже теплого и с каким-то неприятным металлическим привкусом. Он вышел из гостиницы в сумрачно-мутный рассвет, взял в гараже машину и, пообещав дежурному через час вернуться, выехал на разработки.

Небо заволокло густыми мягкими облаками, которые неподвижно висели над самой головой. Создавалось впечатление, что на разгоряченную истомную землю набросили толстое пуховое одеяло и оно стесняло и без того ее короткое и прерывистое дыхание.

Над Луалабой поднимались косматые раздерганные клочья тумана, и в его просветах тускло-серая река казалась печальной и сиротливой.

Бирс остановил машину у ворот территории разработок и вошел в проходную. Шеф «алмазной полиции» никогда не приезжал так рано, и растерявшийся дежурный вместо обычного рапорта или хотя бы приветствия почему-то тихо сказал:

— Они так и не вернулись, господин Бирс.

Бирс ничего другого и не думал услышать. Он неопределенно махнул рукой и велел позвать мастера, который отвез бы его к палатке топографов. Мастер не замедлил явиться, и уже через десять минут Бирс стоял перед палаткой. Он не стал входить в нее, а сперва обошел вокруг и сразу же заметил в одной из стен разрез. Он засунул в него палец, но это не дало ему никакой пищи для размышлений. Войдя в палатку, Бирс включил электрический фонарь и сел за стол. Среди чашек и тарелок лежала тетрадь. Он открыл ее и увидел, что половина ее страниц испещрена ноликами, закорючками и цифрами, значение которых никак нельзя было понять. Два листка были вырваны. И тогда Бирс вспомнил, что на одном Рэмбо написал ему записку с извинениями, а другой передал панамоль, который сидит теперь под замком. И листки, судя по всему, были вырваны в одно и то же время. Почему Бирс решил так, он и сам бы не мог объяснить, а если бы и попытался это сделать, то, скорее всего, сослался бы на интуицию, которая никогда его еще не подводила. Но что из этого должно следовать, он тоже не знал, поэтому прихватил тетрадь для Сандерса и покинул палатку.

Возвратившись в управление, он закрылся в своем кабинете, раскрыл тетрадь и углубился в изучение ноликов и закорючек. Он провел за этим занятием не менее часа, прежде чем

вспомнил, что ведь сам учил Рэмбо «делать вид», будто он что-то записывает в тетрадь. Вот он и записывал это «что-то» Бирсу стало неловко перед самим собой. Обстоятельства последних дней совсем измотали нервы. И голова забита черт знает чем.

В дверь стукнули, и не успел Бирс ответить, как вошел мрачный невыспавшийся Сандерс.

— Ну что тут у вас, Бирс? — спросил он, подавая ему руку. — Пропали парни? А где панамоль?

Бирс молча показал Сандерсу на тетрадь. Сандерс сел за стол, перелистал тетрадь и вопросительно посмотрел на Бирса.

— Что это?

— Это рабочая тетрадь Рэмбо, — пояснил Бирс. — И в ней вырвано два листа.

Вспомнив о листах, Бирс опять выругал себя за беспамятство и вытащил из ящика стола две записки Рэмбо. Он разгладил их и приложил к корешкам вырванных страниц — они совпали.

— Вот! — сказал он торжественно и посмотрел на Сандерса.

— Ну и что? — не понял Сандерс.

— А то, что Рэмбо написал сразу две записки, — раздражаясь недомыслием Сандерса, ответил Бирс. — Одну — нам, а другую передал панамолю Ньяме.

— И что из этого следует? — все никак не мог понять Сандерс. Бирс напыжился, соображая, что из этого может следовать, но как ни напрягал свою мысль, ничего дельного выжать из нее не смог.

— Я подумал, может, вы заинтересуетесь этим, — глубокомысленно сказал он и поджал губы.

— Не заинтересуюсь, Бирс, — сухо сказал Сандерс. — Прикажите лучше привести панамоля.

Бирс вздохнул и позвонил дежурному «алмазной полиции» Привели Ньяму.

— Как тебя зовут? — спросил Сандерс.

— Ньяма, господин, — ответил отдохнувший и выспавшийся панамоль.

— Скажи, Ньяма… — начал Сандерс, и Бирс опять услышал то же самое, что слышал и вчера.

Сандерсу, наконец, надоел этот бессмысленный и бессвязный разговор, он помолчал и, вдруг улыбнувшись обезоруживающей улыбкой, самым задушевным тоном спросил:

— А все-таки согласись, Ньяма, ведь алмаз был превосходный, а?

— Да, господин, — не мог сдержать улыбки Ньяма, вспомнив, какой алмаз взял у него этот человек со шрамом.

И тут же, опомнившись, Ньяма прикусил язык, но было поздно.

— И ты его хотел продать Шаве? — продолжал мягко Сандерс. Ньяма внимательно смотрел на Сандерса, всем своим видом показывая, что понятия не имеет, о чем идет речь.

— Алмаз, — повторил Сандерс, — ты хотел продать Шаве?

— Какой алмаз, господин? — удивленно спросил Ньяма.

— О котором мы только что говорили.

— Мы говорили, господин? — спросил непонимающе Ньяма.

— Ну да, говорили! Только что!

— Успокойтесь, Сандерс, — Бирс мягко положил руку на плечо капитана. — Все равно вы ничего от него не добьетесь.

Он вызвал дежурного и приказал ему отвести упрямого панамоля на прежнее место.

— Вы думаете, он нашел алмаз? — спросил Бирс, когда они остались с Сандерсом одни. — Тогда где он?

— У Рэмбо. Он выследил Ньяму, взял у него алмаз и сам пошел с ним к Шаве.

У Бирса округлились глаза.