Репортер Кэйд (др. перевод)
Шрифт:
Позднее Кэйд поднялся наверх и сообщил Хуане о своем решении.
— Адольфо останется здесь, — сказал он. — Когда почувствуешь себя нормально, он тебя посадит на самолет. Я не хочу, чтобы ты была одна в Мехико.
Она лежала на спине, и волны черных волос обрамляли ее тело. Взгляд был отсутствующим.
— Ты мне не доверяешь?
— Нет, — ответил Кэйд. — Но я люблю тебя и хочу, чтобы ты осталась со мной. А эта мера даст мне уверенность в том, что ты будешь со мной.
Неожиданно она улыбнулась и протянула к нему
— Как хорошо, когда женщину так любят. Ни один мужчина еще обо мне так не беспокоился. Когда мне станет лучше, я буду с тобой, милый.
— У нас с тобой будет чудесная жизнь, Хуана, — сказал он.
— У нас с тобой будет чудесная жизнь, — повторила она.
Захватив сумку, Кэйд спустился вниз, где его поджидал Крил.
Они пожали друг другу руки.
— Пришло время сделать и для тебя что-то хорошее, Адольфо, — сказал Кэйд.
— Ничего, — ответил Крил с улыбкой. — На то и дружба.
— Я буду звонить каждый вечер в восемь часов. Пожалуйста, следи за ней. Неприятностей быть не должно, пока ты здесь.
— Не будет неприятностей, amigo. Хотя должен тебе сказать, что ты так долго не протянешь. Когда нет доверия, счастья быть не может.
— Я просто выигрываю время, — сказал Кэйд. — Ну, до свидания. Сегодня вечером позвоню.
Эд Бурдик встретил Кэйда в аэропорту. Пока ехали по перегруженной магистрали, Кэйд пытался объяснить ему свое решение относительно Хуаны.
Бурдик перебил его.
— Это твоё личное дело, Вэл. Я-то считал, что у тебя серьезно с Викки. Ну, что ж, ты, видимо, знаешь, что делаешь. В конце концов, взрослый человек.
Он мрачно молчал некоторое время, потом повторил:
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Хуана моя жена, — отозвался Кэйд. — Для меня брак — важная вещь. Я верю в его незыблемость.
Бурдик повел плечами.
— А для меня ничего незыблемого не существует, я, как ты знаешь, циник. Давай лучше поговорим о работе с Вестоном..
Пока ехали к редакции, они обсудили детали совместной работы. А дальше Кэйд был слишком занят, чтобы думать о Хуане. В одном из баров в центре города они с Бурдиком встретились с Гарри Вестоном и двумя ведущими актерами, обсудили наиболее эффектные сцены постановки. Когда Кэйд глянул на часы, было уже 19.55. Он извинился и поспешил к ближайшему телефону, чтобы позвонить в Мехико. Пришлось подождать некоторое время, прежде чем его соединили с домом.
— Пока что она чувствует себя неважно, — говорил Крил. — Лежит в постели. Зато я нашел покупателя на автомобиль. Неплохую цену дает.
— А могу я с ней поговорить, Адольфо?
— Она спит. Пять минут назад я заглядывал к ней, хотел спросить, не хочет ли она чего-нибудь поесть, но она спала.
— Так она в самом деле больна?
— Вот этого я не знаю. Я здесь. Сижу в саду. Она — наверху в постели. Завтра буду ждать твоего звонка.
Кэйд вернулся в бар продолжить обсуждение, чувствуя, что на сердце полегчало.
На следующий день он и Бурдик работали в театре. Дело шло хорошо. Вечером проявлял отснятые пленки, то и дело возвращаясь мыслями к Хуане. В 20.00 он передал оставшуюся работу техникам, и, зайдя в чей-то пустой кабинет, позвонил в Мехико.
Ожидая с трубкой в руке, он ручкой рисовал схематический план съемок, думая, однако, о другом.
— Никто не отвечает, — раздался в трубке голос телефонистки.
Кэйд внутренне напрягся.
— Но я точно знаю, что там кто-нибудь есть. Попытайтесь еще.
Ждал в напряжении, испытывая растущую тревогу. Сосредоточиться на работе теперь было просто невозможно. Телефонистка вновь сказала ему, что к телефону никто не подходит.
— Соедините меня с аэропортом, — попросил Кэйд. А чего, собственно, волноваться, спрашивал он себя. Хуана и Крил скорее всего были в аэропорту или по пути к нему. Она наверняка отправилась в Нью-Йорк.
Дежурный аэропорта сообщил, что самолет из Мехико прибудет через два часа на аэродром Кеннеди. Вот на нем она и прибудет, подумал Кэйд. Странно, что Адольфо не предупредил его.
Спустя час, отправив готовые снимки Мэтисону, Кэйд снова попытался связаться с Крилом, но ответа так и не было. Снова позвонил в аэропорт и узнал от дежурного, что сеньора Хуана Кэйд в списке пассажиров рейса из Мехико не значится.
Когда он положил трубку, в кабинет вошел Бурдик. Взглянув на встревоженное лицо Кэйда, он резко бросил:
— Что случилось?
— Не могу дозвониться до Хуаны. Никто не берет трубку, — ответил Кэйд, вставая со стула. — Ах, черт возьми! Нельзя было ее оставлять! Пошли выпьем, что ли?
— Ты что, спятил? — сказал Бурдик. — Не вздумай снова начинать. Мы сейчас отправимся домой.
Кэйд взглянул на него и нерешительно улыбнулся.
— Ну, ладно… поехали домой.
На следующий день в шесть утра он снова позвонил в Мехико, пока Бурдик еще спал. Ответа не было. Он связался с аэропортом, и ему сказали, что в Мехико отправляется самолет в 9.30. Наспех уложив кое-какие вещи в сумку, он покинул квартиру.
В 13.00 он уже выходил из такси в Мехико возле их дома. Шагая по дорожке к дому, он обнаружил, что двери гаража распахнуты и машины нет.
Дверь в дом оказалась незапертой. Медленно прошел он в гостиную: двери, ведущие в сад, распахнуты настежь. Поставил на пол сумку и прислушался. Им овладело предчувствие беды, и он с трудом заставил себя подняться наверх в спальню. Возле двери остановился. Сердце колотилось в груди, когда он открыл дверь и вошел в комнату.
Крил лежал на кровати в красно-белых полосатых пижамных брюках. В правой руке он держал револьвер. Часть лица была покрыта коркой запекшейся крови, а на виске виднелось отверстие, куда вошла пуля.