Решающий шаг

Кербабаев Берды Мурадович

В свою очередь и Ашир с удивлением смотрел на Артыка, в облике которого сильнее проступали смелость и уверенность, Артык стоял перед ним, как бравый джигит, в шелковом красном халате, мохнатой папахе и сапогах; на свободной перевязи, надетой поверх пухового кушака, у него висела кривая, сабля, в руках он держал винтовку. Больше всего удивило Ашира то, что на плечах у друга были зеленые погоны с полумесяцем и звездами. Не сводя глаз с погон, Ашир спросил:

— Артык, ты в каком отряде?

Вопрос показался Артыку странным. Это не было согласно с обычаем. Ашир должен был спросить сначала об ауле, о доме, о матери, что стало с Айной. Он коротко ответил:

— В отряде Эзиз-хана.

Ашир недоуменно заморгал глазами.

— Эзиз-хана?.. А он в каком отряде?

— В своем.

— Какому классу он служит?

Этот вопрос еще более удивил Артыка. В нем прозвучало не простое любопытство, а какое-то беспокойство. Странно было также слышать в устах друга новые, городские слова. Артык ответил:

— Эзиз-хан служит туркменскому народу.

— Народу или баям?

— Как я понимаю, — и дейханам.

— А что это за погоны у тебя на плечах?

— Разве запрещено носить погоны?

— Да, в России они уже отменены. И вообще я думал увидеть тебя совсем в другом наряде.

— С красной повязкой на рукаве?

— Да.

— Пока во главе Красной гвардии стоит Куллыхан, ты не увидишь меня с такой повязкой.

— Жаль.

— Почему?

— Хотя мы с тобой и не были детьми одного отца, но были сыновьями одного народа.

— Я одет по-туркменски, а вот у тебя одежда...

— Дело не в одежде.

— Артык, ради чего мы нападали на царское правительство? За что ты был арестован?

— Мы хотели освободиться от гнета.

— Почему же ты нацепил зеленые погоны?

— Ашир, я уже сказал тебе, что красной повязки Куллыхана носить не буду.

— Красная гвардия служит не Куллыхану, а народу.

— В Теджене она служит Куллыхану.

Ашир немного помолчал, потом задумчиво проговорил:

— Не знаю, чего добивается теперь Эзиз-хан, но цвет ваших погон мне не нравится.

— Ашир, у нас еще будет время поговорить о цвете Эзиз-хана и Куллыхана, — примирительно сказал Артык и пригласил: — Пойдем к нам, попьем чаю. Отдохнешь немного с дороги.

Друзья направились в эзизхановский караван-сарай. С первого же взгляда Аширу не понравились ни порядки в штабе отряда, ни люди, бродившие с лоснящимися от жира лицами и выпяченными животами. Проходивший мимо Эзиз-хан, взглянув на Ашира, сердито и подозрительно спросил Артыка:

— Кто это?

— Мой друг Ашир Сахат.

— Чем он занимается?

— Он только что вернулся с тыловых работ.

— А, очень хорошо.

— Если помнишь, ночью перед нападением на город я приходил к тебе с этим парнем.

— Да, припоминаю. Эта проклятая царская жеребьевка испортила многих наших юношей. Видишь, какая на нем одежда? А в лице ни кровинки... Плохо ты выглядишь, братец. Ну, ничего. Хорошо, что благополучно вернулся и кости целы. А мясо наживешь.

Артык поведал Другу о всем, что произошло в его отсутствии в ауле, сообщил о своей женитьбе. Рассказ о халназаровской невестке-фаланге развеселил Ашира. Артык вынужден был сообщить Аширу и о недавней смерти его жены. Ашир поник головой. Перед отправкой на тыловые работы он не мог даже проститься с больной женой, часто вспоминал ее в далеком краю.

Долго сидел он рядом с другом, не поднимая глаз.

— Да, Артык, она болела чахоткой, ей нужна была хорошая пища. В такой голодный год разве могла она выжить? — сказал он, наконец, и снова погрузился в свои думы.

Артык постарался ободрить его:

— Конечно, горька весть о смерти. Жили вы, я знаю, в согласии. Но ты сам говоришь, что надежды не было. Не горюй! Теперь посватаем тебе хорошую невесту...

— Нет, Артык, пока жизнь не наладится, жениться не буду, — решительно ответил Ашир. Он рассказал Артыку о своей работе на крупном заводе, о том, что подружился с русскими рабочими, многому научился у них, и заявил, что лучше понимает теперь, как надо вести борьбу за права народа. — Раньше мы были,—заключил он,— зрячими слепцами. Смотрели и ничего не видели, не понимали. Наша борьба против бая была детской игрой. Если, бывало, один из нас смело поднимет голос, другой после окрика сразу же оробеет, а третий, попав на удочку бая, выступит против нас же, дейхан. В России — не так. Рабочие там крепко организованы.

— Что? Эргазанлы? Что это за слово?

— В общем, — задумчиво произнес Ашир по-русски и по-туркменски закончил: — согласны, единодушны.

— Ашир, ты за два года стал настоящим моллой, молодец!

— Ах, если бы я был так же культурен, как русские!

— Как? Культуран?

— Это значит уметь читать, писать, видеть и понимать мир.

— Если б ты остался в России еще год, с тобой пришлось бы разговаривать через толмача.

— Остался бы еще на год, так уж, конечно, смог бы тебе получше объяснить, что происходит в мире. Я совсем не жалею, что попал на тыловые работы. Если б не беспокойство о семье, остался бы в России не на год, а на два-три года, стал бы по-русски совсем грамотным. Из-за незнания русского языка и там житья не было от толмачей.

— А почему же ты винишь меня в том, что я не хочу сидеть рядом с Куллыханом? Этот мирза — хуже всякого толмача.

— Постой, это другой вопрос. Я хочу сказать тебе, что там, в России, первое время нам приходилось особенно туго из-за того, что никто из нас не знал языка. Монты Кула ты помнишь?

— Это не тот ли, что мирзу сделал хромым?

— Он самый. У нас он был тысяцким. Так вот этот негодяй не давал нам житья. Он когда-то учился немного в русской школе, умел писать по-русски. Все жалованье на рабочих-туркмен выдавалось ему. А он кому выдавал гроши, а кому просто кулак показывал. Сколько у него к рукам прилипло — никто из нас не мог разобраться; половину наших продуктов, как говорится, слепой съедал, безбородый проглатывал.

— Ну и молодцы же вы! Тысячи вас было, а позволяли обирать себя одному человеку. Где же эта ваша эргазанлы, как ты говоришь?

— В том-то и дело, что мы были неорганизованны, а к тому же еще и неграмотны по-русски. Однажды я уличил его в воровстве. Да что толку? Он нашел сотню оправданий, показал какие-то бумаги, — разве в них разберешься? Например, два раза он ездил в командировку...

— Что это за командировка? Город, что ли?

— Да, город, — невольно рассмеялся Ашир. — В Теджен он ездил. И каждый раз доставлял сюда вагон разных товаров, купленных на наши деньги. Мы жили впроголодь и вернулись с пустым карманом, а он стал настоящим купцом. Говорят, ухитрялся даже скупать оружие и продавать его здесь.