Ресурс Антихриста
Шрифт:
— Я — репортер, — ответила Ляля, сверкнув белозубой улыбкой. — Газета «Тутти-фрутти» — всякая всячина, знаете такую?
— Приходилось видеть на лотках, — откликнулся Верховцев.
— Ну вот, — она засияла, словно удостоилась ошеломляющего комплимента. — Мы сегодня с коллегами выход сотого номера отмечаем. Они вон за тем столом. И она, повернувшись, показала взглядом туда, где в клубах табачного дыма за длинным столом, гремя кружками, звеня бокалами, то и дело перекрикивая друг друга, шумно кутила компания молодых людей.
— Мне сдается, место для такого юбилея ваш бравый коллектив выбрал не самое подходящее, — осторожно заметил Верховцев. — Публика здесь собирается специфическая,
— Что вы, господа, — всплеснула она руками, — мы спецом погрузились в «Омут», здесь такой прикол! И публика здесь наша! Мы ведь не еженедельная приятная газета как «Суббота». Они пишут о бомонде и потому тусуются в приват-клубе «Лео», в «Парадизо», в казино разных. А мы газета для низов, наш объект исследования — простой обыватель, человек дна. Дно — это суть, точка отсчета любой общественной формации, дно вечно, а все, что вроде бы наверху, преходяще — пена тает, сливки снимают, дерьмо относит течением.
— А чем вас не устраивает своя компания? — спросил Джексон, с некоторым интересом слушавший рассуждения этой экзальтированной особы.
— Поднадоело. Все одно и то же: разговоры, сплетни, бородатые анекдоты… Все старо, пережевано, постно, а настоящего репортера всегда манит тэрра инкогнита, черные дыры бытия. Вот и я не могу жить без новых впечатлений, без полета свежей мысли, без того, наконец, что составляет сущность тайных вожделений любой женщины — неизведанных сексуальных откровений.
— Как я понял, в вашей газетенке вы ведете рубрику «Актуальный секс» или что-то наподобие? — в голосе Джексона слышалась открытая издевка.
— Не в газетенке, а в газете, — заносчиво парировала репортер и не без гордости добавила: — Да, я разрабатываю именно эту тему! Мои статьи выходят под псевдонимом Ляля Трепетная. А вы что-то имеете против секса? Вы ханжа?
Верховцеву было явно «не в кассу» завязывать сейчас выяснение отношений и он, улучшив момент, шепнул на ухо Джексону:
— Женя, ее надо спровадить. Она нас достанет, договорить не даст.
Тому не требовалось объяснять два раза, он повертел головой и вдруг заметил непонятно откуда появившегося Грифа. Тот, видимо, только что пришел и еще даже не успел осмотреться. Его глаза излучали неистребимый оптимизм и веселую дерзость, свойственные баловням судьбы и махровым прожигателям жизни.
— А вот на ловца и зверь, — чуть слышно пробормотал Джексон, сделав ногой под столом незаметный знак Олегу. Потом повернулся к репортеру. — Знаете, Ляля, мы в вашей специфике не сильны, зато можем представить вас известному авторитету в этой области. Там и полет свежей мысли будет и целый букет откровений по самые гланды. Впечатлений не только на статью, на целый цикл хватит…
У Ляли загорелись глаза.
— Где?! — чувственно выдохнула она. — Познакомьте, если можно.
— Можно, еще и как можно, — Джексон из последних сил старался казаться серьезным. — Юра!.. Юрий Юрьевич!..
Гриф услышал оклик и важный, словно лебедь в царском пруду, подплыл к их столу.
— Вот, Ляля, представляю вам крупнейшего специалиста в сфере нетрадиционного секса, — сказал Джексон и затем повернулся к подошедшему, и пояснил: — Мадам журналистка этим вопросом интересуется с профессиональной и философской точек зрения. Не могли бы вы дать ей исчерпывающее интервью по этому поводу.
Грифа, казалось, подобное предложение нисколько не смутило. Он внимательно оглядел слегка подвыпившую даму и, небрежно смахнув с плеча невидимую пылинку, директорским тоном оповестил:
— Ну, что ж, можно. Но тема настолько деликатна, что не терпит присутствия посторонних глаз и ушей. У меня тут есть укромный, можно сказать… кабинет. Пройдем туда!
Ляле Гриф понравился, и потому она, не задумываясь, подскочила и чуть ли не вприпрыжку отправилась вслед за ним. В подсобке бармена Эрвина исследовательницу «дна» ждало очень увлекательное интервью, в чем Джексон не испытывал ни малейшего сомнения. Но у стойки бара Гриф ее слегка притормозил:
— Лялек, возьми пивка и несколько бутиков!
И тут же стал накладывать в тарелку из металла бутерброды с сыром и ветчиной. Служительница масс-медиа безропотно достала кошелек и приготовилась платить. Гриф тут же сунул туда нос:
— Сколько там у нас еще осталось? Так… Еще сто грамм водочки! Для комплекта…
Когда, наконец, запасшаяся провиантом парочка скрылась за дверьми, Джексон сказал:
— За нее я теперь спокоен, она в умелых и надежных руках. Кстати, мне показалось, что ты ее знаешь.
Верховцев отхлебнул пива:
— Не то что бы знаю… В перестроечный период, когда я еще служил в Управе, к нам повадилась шастать одна журналистка. И заморочки у нее все одни и те же — залетает, возбуждена, глаза горят, и делает заявление типа: «Меня пытались изнасиловать». Ну, дежурный, как полагается, составляет протокол. Спрашивает, какие приметы нападавшего. А та: «Красавец, рост — метр восемьдесят, блондин, глаза голубые, классический римский профиль, стройный, как Аполлон. Схватил меня в подъезде, стал страстно целовать. Я его отталкиваю, отбиваюсь что есть сил, а он обнажил свой сильный мраморно-бледный с синей чувственной прожилкой член в состоянии эрекции и стал задирать мне юбку. Я случайно коснулась его органа рукой, он забился в моей ладони как трепетная лань. Я стала чувствовать, что теряю сознание, собрала в кулак всю волю, рванулась и выскочила из подъезда, а он так кричал, так кричал…» Ну, следователь выезжает на место — следов никаких. По ней тоже ничего не видно — ни синяков, ни царапин, одежда не повреждена. Подозрительно, но журналистка, в общем, известная. Вежливо откланиваются, обещают поискать и советуют себя поберечь. А через неделю-другую новый визит, опять попытка изнасилования. Опять подъезд, опять красавец, тот же рост, классический профиль, но уже греческий, и не блондин, а жгучий брюнет. Опять схватил, безумно целовал, опять обнажал, только на сей раз член был благородно-смуглый. И снова он случайно угодил в ее руку и забился в ладони как раненый дикий кабан. Еле убежала. Опять никаких следов. Все ржут, а дежурному не до смеха. Докладывает начальству. Те тоже понимают, что это бред, но гласность в самом разгаре, не хочется портить отношения с прессой, а вдруг она про них какую-нибудь гадость в газете настрочит. А вскоре она еще раз прибежала — все то же, только теперь ее налетчик был огненно-рыжий, с зелеными глазами и член угодил в ее руки, как доверчивый дельфин. Там уже вся Управа покатом… А через три дня стало не смешно. В МВД от этой гражданки поступает жалоба о бездействии, тогда еще милиции, о ее попустительстве расплодившимся сексуальным маньякам. И тогда пожалели, что сразу не пресекли эту истеричную даму с необузданной фантазией.
— Ну и чем это закончилось? — перебил Джексон.
— Обошлось, — ответил Верховцев. — Пригласил ее наш полковник к себе в кабинет, все очень официально, стенографистка, следователь, и спрашивает: «Вы уверены, что мужчины были метр восемьдесят, а не два метра?» Та обрадовалась: «А что, есть, двухметровый на подозрении?» «Да, — отвечает, — это Филипп Киркоров, но еще двоих таких красавчиков мы больше по всей стране не наберем». И подсовывает ей бумажку подписать об ответственности за дачу ложных показаний. Та струхнула и заявление с жалобой забрала, что собственно и требовалось. Так вот, насколько я ее припоминаю, это она и есть.