Ретроспект: Эхо
Шрифт:
– Все целы? – хрипло спросил путник, рассматривая пятно раскаленной, светящейся темным медовым цветом земли.
– Да вроде – отозвался Самум, приподнимаясь на локтях и уставившись тяжелым взглядом на вяло шевелящегося Ионова – какого черта вы соорудили в своей лаборатории? Только не пудрите мозги, что это была цепь смыкающихся аномалий - так даже они не смыкаются.
– Микроновая – криво ухмыльнулся Ионов, вытирая платком сочащуюся из уха кровь.
У Брамы отвисла челюсть, он явственно вспомнил недавние багровые всполохи над Лабиринтом.
– Ионов, если эта зараза просочится через Периметр, я самолично тебя убью, закопаю, а потом снова убью.
– Не беспокойтесь моей загробной жизнью, Самум. Таких «микро новых» существует всего пять. Теперь уже четыре. Для того что бы стабилизировать баланс даже одной, требуется уйма аномальной энергии, годы напряженной работы и уникальнейший алгоритм для создания стазисного равновесия. Но на поток ее не поставить невозможно даже в Зоне.
– Апельгеймер тоже так говорил – проронил Лист, стряхивая белесый пепел и приседая перед Ионовым – все равно поставили. Разработали технологии, ускорили процесс, приблизив гибель во имя мира.
– Кто такой Апельгеймер? – Шуня опустил щиток внезапно ожившего голема, рассматривая полыхающие руины.
– Отец атомной бомбы, или вы не проходили в школе?
– Проходили. Ты только не обижайся, Лист, но память у тебя точно сквозит. Каждому известно - отцом атомной бомбы был немецкий ученый Клаус Груббер. Нам крупно повезло, что он не успел довести ее до ума, иначе бы миру точно пришли кранты в ядерном пепелище или один великий, счастливый фатерлянд.
Лист поднял удивленные глаза, но промолчал, опустил щиток и направился за Ионовым, на которого насел Самум:
– Док, не сильно ли вы разогнались, тут запросто могут быть выжившие зомби.
– При температуре две тысячи градусов? Это маловероятно - радиус поражения несколько десятков метров.
– Брама, слышал? – кивнул особист хмурому путнику – В следующий раз кидай ее подальше, только не забудь заранее нас предупредить, во избежание скорого транзита на небо. Сколько, говоришь, Шуман выдал гранат?
Брама молча показал два пальца и вдруг замер:
– Голем. Он что то чует, словно взбесился, тараторит о каком то источнике. Ионов, дверь точно не тут?
– Нет, вход дальше, нам надо еще пересечь активную зону, будьте внимательней, под пси-ударом видится всякое и если…
Лист внезапно развернулся и, не говоря ни слова, канул в сгустившийся туман. Звездочет лишь скрипнул зубами, окинул притихший отряд многозначительным взглядом и, снимая вал, коротко бросил через плечо:
– Всем оставаться здесь, я скоро вернусь.
– 10 -
БТРы мягко шли по дороге, а рассевшиеся на броне лесники разглядывали полузабытый, смытый течением времени пейзаж Могильника. То тут, то там, среди фонящих груд высились остатки ржавой, покореженной техники, среди которой изредка попадались танки, при виде которых сердца у бойцов сжимались, и накатывала печаль. Но это быстро прошло, оптимисты по природе, они с детской непосредственностью озирались вокруг, а водитель-путник, при виде такого разгильдяйства лишь сопел, имея четкий приказ Кречета держать язык за зубами и не провоцировать лесников во избежание. Приказ есть приказ, из двух зол выбирают меньшее и хмурый Трак был рад и тому, что его не послали объездной дорогой через Лабиринт, на котором, как известно, произошел настоящий армагедец. Правда не особо он обрадовался тому известию, что ехать придется через старый блокпост. Он хорошо помнил, как они удирали ночью от какой-то хрени, взрывшей землю перед блокпостом. Их счастье, что дорога на базу вилась между двух крутых каменных склонов, которые удалось взорвать и засыпать, а то кто знает, чем бы все это закончилось. В общем, настроение было скверное, и перспектива катать вчерашних врагов не очень радовала. Он, было, упомянул, что дорога вообще то вроде как взорвана, но генерал лишь поднял руку, словно отмахиваясь от этого факта и почему то посмотрел на этого…кено… кено… да тьфу ты пропасть – ну псина такая громадная, по слухам типа умная и умеющая говорить. А точно – кабаноиды, епть! Интересно будет посмотреть, как эта рота лесников собирается разгребать такие офигительные завалы. Рвануло же там, мама не горюй. А мы, а что мы? Мы, де, разгребать не можем-с. Очень хотим-с помочь, прямо аж подпрыгиваем от восторга, но не можем. В БТРе ведь, как на зло, что-то сломалось, ах какая досада, и надо срочно смотреть, раз далее ехать хотите. Да еще и псина эта смотрит, глаз не отводит, небось, прикидывает какая часть его, Тракового тела, аппетитнее будет. Тут надо смотреть, а то ведь откусит, не глядя, зубы вон какие, шкилябре впору от зависти в «полынье» убиться. Пес, наконец, отвел от путника грустный немигающий взгляд и лесники, рассевшиеся на броне, разразились очередным приступом захлебывающегося смеха. Эх, посмотреть бы с чего ржут, жаль сменить некому. А посмотреть, действительно, было на что - лесники играли в «загадай мелодию». Простая, немудреная игра. Ментал-лесник транслировал кеноиду мотив песни, а тот воспроизводил его через речевой аппарат выбранного человека, а остальные отгадывали мелодию. Обычно кеноиды вежливо спрашивали разрешения, но не спрашивать же разрешения у шпиков? В общем, лесники от смеха по броне катались, когда шпики, с едущего следом грузовика, выводили во все глотки то «черный ворон», то «землянку», то вдруг разливался над Зоной низкий, с хрипотцой, голос Луи Армстронга. И так вдохновенно они выводили, что где то вдалеке взвыли испуганные слепыши, поспешив ретироваться от нового чудища на безопасное расстояние.
Едва рокочущий выхлопами солярки БТР вполз на мокрую от моросящего дождя ленту, как веселье словно рукой сняло. Лесники, стреляные птахи, там, в своей Глуши, всякое видали - умолкли как один, всматривались в зелень разросшегося на каменистых склонах коридора боярышника. Странное дело, но автоматы доставать не стали, а мирно дремавший в кресле седой вояка, с багровым шрамом через всю щеку, вдруг открыл глаза и толкнул в бок:
– Браток, пусти-ка за руль. Да не косись так - я его, родимого, еще по серпантину Гиндукуша водил. Там - совсем не здесь, хотя и здесь - не так что бы очень. Полезай наверх, так будет больше толку, да и места эти ты знаешь лучше.
Трак какое то мгновение смотрел на седого, потом все же уступил место, не глуша ход, и вылезая наружу заметил, как лесник с трепетом гладя отполированные рычаги, перехватил управление и БТР сразу пошел мягче, вздрогнув совсем как человек. Лесники подвинулись, освобождая обзор, путник поднял руку, останавливая водителя ползущего следом жалобно подвывающего газика, и спрыгнул в высокую траву:
– Приехали. Дальше я машину не поведу, не то что бы меня стремало, но я отвечаю за вас головой … эээ – отец, куда это ты собрался? – кинул он вслед удаляющейся фигуре – Сказано же – сидит там что-то.
Доктор обернулся, иронично прищурился, лучики морщин собрались вокруг его озорных глаз, он сокрушенно кивнул и, как ни в чем ни бывало, пошел дальше.
– Остановите его! Мне же потом Кречет голову в два счета свернет.
– Не кипятись – нехотя обронил один из лесников, не оборачиваясь, стряхнул пепел с сигареты провожая взглядом потянувшуюся вслед за Доктором цепь кеноидов – ничего с ним не случится, да и невозможно его остановить. Если он чего удумал, то остается только ждать. Если спросишь - не скажет, если надо – сам подойдет.
Трак, холодея от ужаса, наблюдал, как Доктор медленно идет по полотну разбитой дороги, а следом за ним, так же неторопливо и размеренно, движется процессия кеноидов, помахивая пушистыми хвостами, время от времени зевая и всем своим видом демонстрируя, что такие де, прогулки скука одна и ничего толкового и интересного быть здесь просто не может. Вот дернулась слева рябь «тисков», едва заметная в разогретом, раскаленном жарким зноем воздухе, затаившаяся в плывущем мареве, сменившем скороминущий серый дождь. В Зоне погода изменчива. Вот только что вовсю хлестал дождь, стуча тяжелыми каплями по броне и на тебе, через минуту уже жарит солнце. Ласково так, приветливо, оставляя мелкие струйки подрагивающего воздуха, которые и без того сбивают с толку. Вот так вот в Зоне, обманчиво и ненадежно, тут можно положиться лишь на плечо товарища да на автомат, дай Бог, если не заклинит и тот и другой. Тут вообще такое бывает, что… на этом путник прервал размышления и протер глаза. Доктор, как ни в чем не бывало, прошел через вздрагивающую в воздухе рябь «тисков», будто не человек прошел, а призрак. Легко так прошел, не обращая на нее никакого внимания, между тем внимательно смотря под ноги, взбираясь по груде серого гранита преградившего дорогу. Словно услышав его мысли, Доктор повернул голову, зачем то кивнул и скрылся на той стороне гребня. Следом за ним юркнули кеноиды, легко перемахнув через край, и скрылись из виду. Лесники, проводив Доктора равнодушными взглядами стали в кружок и завели свои разговоры, раскуривая сигареты, не выпуская груду камней из поля зрения. Один из лесников потоптался возле газика, ударяя ногой попробовал не спущены ли колеса, а затем открыл борт.
– Эээ … ты что делаешь, их же приказано доставить на Периметр.
Трак подскочил к грузовику, на кузове которого на грубых дощатых лавках, застыв словно манекены, сидели шпики.
Лесник понимающе хмыкнул:
– Приказ он и есть приказ, что бы его исполнять. Что им сделается, а завалы то надо разгребать.
Трак, прикинув на глаз высоту серой гранитной гряды, согласно кивнул и отошел в сторону, а лесник заложив пальцы за ремень звучно скомандовал:
– Выгружайся, хлопцы. Поработаем во славу отечества, господа… заср… засланцы. Не боись, работы на всех хватит.