Ретроспектива
Шрифт:
“Помыслить не могу, как они прорвались через охрану, если только не маги…” — гудит крыс в моей голове, пока я с животом наперевес спешу навстречу гостям. Не успею — развернут ведь. А люди зачем-то проделали весь путь.
“Или ведьма”.
Их, как я и разумела, выставить хотели. Да подоспел вовремя епископ.
— Княгиня, — он меня поприветствовал кивком. — Тут люди пришли…
Люди на колени бросились так резво, что я оторопела.
— Поднимитесь! — попыталась поднять, да куда там, с животом. Не присядешь. Алирик помог.
— Госпожа, простите, что мы вот так, к вам… — слово взял мужчина.
Страшная болезнь начала косить селян. Люди, кто по одному, кто целыми семьями, вспыхивали как факел, ни с того, ни с сего… сильная лихорадка, кашель, боль в сердце и… волдыри…
Пока он говорил, мы, уже всё понявшие, не перебивали этого человека, сумевшего вырваться из проклятого круга болезни…
Люди сгорали за три-четыре дня. Почти у всех шла горлом кровь. А после смерти, тело заражённых стремительно чернело.
Я быстро просмотрела мужчину: он здоров. Потянулась к красивой, но измученной девушке: та почуяла и вскинула на меня взгляд. Открылась. Ведьма. Теперь, как день ясно, как им удалось пройти через круг королевской охраны, а в том, что дворец охраняют — я не сомневаюсь. Иначе уже давно потянулось бы паломничество к новому владетелю земли из окрестных селений.
Если не успеем ничего сделать, то уже и не потянутся. В Ондолию пришла чёрная смерть.
Два месяца ныне миновало, с тех пор, как когда-то в порт Итвоза пришёл первый корабль. Первый мёртвый корабль. Только благодаря вьёрнам, море, гонимое ведьминской силой, развернуло судно, а после и погребло в своей пучине.
Смерть была на том корабле. Страшно и мучительно болезнь сожрала всю команду, оставив лишь крыс, да и блох.
Шесть таких суден побывало в моих водах. Все они и сгинули в заливе. Купцы сказывали всякое. Кто посмеивался, что невиданная болезнь пошла по миру, да только Келс и Эстесадо, хранятся создателем… Кто-то напужался, да торговлю покамест приостановил. Как я. Не столько забоялась, сколько решила поостеречься. Да и закрыла порт. Что бы в мире не творилось, мы на своих запасах покамест продержимся, а там — видно будет…
Первые вестники полетели к Вереху. С приказами закрыть все границы строго-настрого, лекарей снарядить и в народ пустить, особливо — в приграничье.
После Файлирсу. Пусть уже и не в приказном тоне, но расписала я королю своему, что зараза пришла в его земли, что надобно очаги все найти и перекрыть…
Чудится мне, всерьёз он мои опасения не воспринял. Речами паточными успокоил, отчитал, что челядь в дом пустила, повелел гнать взашей. Да сказал, что к ночи прибудет. Я запретила. Не от того, что сама не желала свидеться, а от того, что понимаю — зараза это. И передаётся она как-то от человека к человеку, то мне ясно, а значит, чтобы не заразиться, нужно людей избегать. И всем так повелеть. А особливо, самому ему скрыться от такой напасти.
Когда же гости мои отдохнули на людской стороне, я наведалась к ним.
— Вас хворь эта не зацепила, —
Я предлагала им остаться.
Потому что не ведаю сама, что делать пред лицом такой опасности. Сколь сильна не была бы ведьма — супротив такой, неизведанной болезни, ей делать нечего. Только зелья варить да пробовать на больных. Но сколько я таких больных переживу, коли сама врачивать их возьмусь?…
Страшно мне. Как бы не было людей жалко, а своего ребетёнка жальче других.
— Спасибо, госпожа… — поклонился этот человек, закидывая на плечо свой тюфяк. На дорогу мы им припасов собрали, но на собственном горбу много не унесёшь. — Негоже прятаться, когда беда такая на землю нашу пришла за грехи людские… мы дальше пойдём. В деревне вымершей мы не перезимуем, урожаю и не собрали почти в этом году…
Лето это выдалось в Ондолии дождливым. Файлирс делился в письмах, что не было ни дня, чтобы не было дождя. Он, то моросил, то лил, но трава ни разу не просохла. Оттого и продало Эстесадо в Ондолию рекордный запас зерна.
А дождь означает, что люди по домам скрывались. Большими семьями теснились, да по гостям ходили, ежели кто прихворал — заразу разносили.
— Тем паче, что королева наша в тягости…
— Королева в тягости? — мой глас надломился. Карканье вырвалось.
— Точно так! — мужичок так засиял, ведьму свою к боку прижимая, словно сам лично виновник королевской радости. — То объявляли, госпожа…
— Леди… — невпопад его одёрнула, стараясь унять дрожь в руках.
— Леди, — он без усилий поправился. — А раз так, то надобно уже до столицы идти. Свечку за здравие поставить…
— Я бы не советовала вам идти в Келс, — стала с ведьмой говорить, на неё и гляжу. — Самый большой город здесь. Не может там не быть болезни…
— Куда же нам идти? — она поняла, услышала и прониклась.
Кабы я знала…
— Туда, где нет много людей, куда зараза могла не добраться.
Только нет такого места в Ондолии. Да и во всём мире. А в Итвоз свой я через всю страну не отправлю, не ведаю, чего вы туда принесёте.
Они ушли и ничего я поделать не могла. Да и не старалась. Не известно, сколько времени мы здесь просидим, каждый рот на счету.
Послала Алирика объехать охрану — запретить отныне впускать и выпускать кого бы то ни было. И самим не сменяться, только с моими людьми. Приехал дружинник злой, что демон преисподней. Растрёпанный, со свежим шрамом на щеке. И с королём Ондолии.
глава 22
Файлирс.
— Наведи порядок. Иначе…
Лорду-мэру Келса не нужно пояснять, что иначе станется. Король, словно бы только что разул глаза, устроил почтенному лорду, чей род, едва ли не старше королевского такую выволочку… И кто? — Малец, который ещё даже и не король. Королём и мужем, достойным быть равным, он станет лишь обзаведшись наследником. До того времени… Королева может ходить в тягости хоть десять лет к ряду! Покажи люду наследника, докажи, что способен быть мужчиной, а потом и будь королём.