Революционная сага
Шрифт:
Геллер именно так и произнес это слово, что в нем явно слышалось большое, очень большое «Э».
Но все же справился, отделил от этой отбивной кусочек, бросил его в рот. Победу отметил глотком пива. Посмотрел на Аристархова:
— А вы, я так посмотрю, тоже уже не с красными?
Сказано это было ровно тем тоном, что еще бы немного и слова Геллера услышали бы за соседним столом. Может быть, сразу бы драки и не случилось, а вот дальше? Кто его знает?.. Большевиков здесь не любили.
Аристархов скосил взгляд на пулемет Рихарда. И Чуть было е подавился своими щами. Через прорези в магазине было видно пули.
— Ты, я смотрю при деле? — спросил Евгений.
— Ага…
— И я даже догадываюсь при каком.
— Да ну?
— У тебя пулемет заряжен серебряными пулями.
Геллер удивленно посмотрел на свой пулемет, будто увидел его впервые.
— Неужели? Вот ведь мерзавец, оружейник — надул все-таки. Я ведь просил обыкновенные! Оно, знаете ли, пулемет французский, у нас такие патроны найти трудно: Лебель, восемь на пятьдесят миллиметров. Не знаете, где взять?
— Погоди не части, — оборвал его Аристархов.
И замолчал сам.
А, собственно, в чем дело?.. У Геллера в оружии серебро. Но ведь пуля пусть и серебряная остается пулей. Она и против живых сгодиться. Есть байки, что она против нечисти пойдет… Так что серебряная пуля — довольно практично, хотя и дороговато.
— А вы что, в курсе тех дел, для которых могут сгодиться серебряные пули? — с деланным безразличием спросил Геллер.
— Ну да! — резво начал Чугункин, но тут же ощутил под столом тычок от Аристархова.
— Ну да… — ленивым тоном продолжил Евгений, — весь уезд, вся губерния шумит. Говорят, развелось нечисти, больше чем царского офицерья.
Царских офицеров здесь тоже не любили. Даже бывших. Здесь вообще никого не любили.
Всем троим было ясно, что дело у них одно и то же. Если Геллер зарядил свой пулемет серебряными пулями, то с объектом своих поисков долго разговаривать не намерен.
"Как бы им так осторожно намекнуть, что можно объединиться?" — подумал Геллер.
И тут же заговорил Аристархов.
— Послушай, Геллер… Рихард… Может не стоит тебе по этим местам в одиночку разгуливать? Приставай к нам, погуляем по миру вместе…
Геллер кивнул даже быстрей, нежели того допускали приличия.
Аристархов понимал: брать Геллера в команду, все равно, что попытаться приручить скорпиона. С иной стороны скорпион этот все равно будет ходить где-то рядом. И лучше держать его в поле зрения, нежели налететь на ядовитое жало за каким-то углом.
Геллер размышлял иначе: очевидно, эти двое обладали охранной грамотой хоть от каких-то властей. Вероятно, мандат этот спрятан надежно, скажем напечатан на шелке и зашит за подкладку.
— А вы как на это смотрите, товарищ комиссар? — широко улыбнувшись, прошептал Рихард.
Даже Клим понимал, что от его согласия зависело мало. Эти двое уже заключили союз, и в нем Чугункин играл роль небольшую, совсем незначительную. По крайней мере, до возвращения в расположение красных. Но с иной стороны, Рихард считал нужным хоть как-то польстить самолюбию комиссара.
— Скажите, а вы не соврали тогда про Мышковского.
Геллер улыбнулся максимально широко и кивнул:
— Если желаете, я про него потом расскажу.
— Рихард не станет вас в таком обманывать. — подтвердил Аристархов.
— Ну, значит, по рукам… — разрешил Клим.
— А что случилось-то? — роптали зеваки.
Но Клим и Евгений пожимали плечами. Ясно было, что произошло нечто нехорошее…
Вчера в кабачке засиделись до позднего вечера — пили пиво в кабачке во славу образованного союза и за счет Геллера.
Толком опьянеть не удалось — пиво оказалось порядочно разбавленным. Но удар по почкам нанесен был просто сокрушительный — за ночь Евгений три раза выбегал по ветру.
Тут надо сказать, что ночевать разбрелись по разным местам. Клим и Евгений сняли комнатенку на втором этаже этой забегаловки.
Рихард единолично расположился в гостинице напротив, в номере если не люксовом, то довольно дорогом. Обретенных компаньонов приглашать к себе не стал — так далеко щедрость Рихарда не заходила.
И все было бы хорошо, но уже утром в гостинице напротив что-то здорово громыхнуло. В одном приличном номере вышибло стекла, занавески вывернуло так, что они теперь трепались на улице.
К тому времени, как Евгений и Клим вышли из своей гостиницы, на улице столпились почти все свободные на данный момент зеваки.
Появилась карета скорой помощи. В здание вбежал доктор, но пробыл там всего ничего — вышел через три минуты вальяжной походкой. Вскорости после отъезда доктора прибыли иные, похожие более на учтивых гробовщиков. Как объяснили зеваки, это прикатили страховые агенты.
Все это время в гостиницу никого не пускали, хотя несколько человек оттуда все-таки съехало. Уж не понять, что было тому причиной: запланированный на сегодня отъезд из города или утренний взрыв. Рихарда не было. Евгению показалось, что ему известно, чье тело обозревал доктор.
В маленьком городишке вести распространялись мгновенно. И очень скоро, влекомая клячей, прибыла телега из местного морга. Два моргауза в резиновых передниках поверх затрепанной одежды с пустыми носилками вошли в здание. Те же носилки вынесли из гостиницы. Тело на них было накрыто окровавленной простыней.
Меж тем, по толпе прошелестел иной слушок, пущенный как бы не портье этого отеля. Дескать, жилец, еще вечером на дверь повесил табличку: "Не беспокоить", а на ручку поставил чашку с расчекованной «лимонкой» внутри. Дескать, если бы кто дверь стал открывать, то чашка бы упала, разбилась, граната — разорвалась. И тревожащего сон, может быть, и не убило бы, но спугнуло бы.