Революция розг
Шрифт:
Великий Смотрящий тяжело вздохнул, – мирное затишье кончилось, наступал грозный час новой битвы…
Глава 7
Магия, как и было сказано
Как это ни странно, но взрыв в доме Липы не произвел ни малейшего впечатления на соседей – никто не кинулся звонить в экстренные службы, никто не выскочил из дома в пижаме, прижимая к груди любимую морскую свинку, никто даже не попытался одеть противогаз! Короче говоря, никакой паники. Может быть они слишком крепко спали в этот предрассветный час? Или все разом оглохли?
Дело в том, что совершенный Липой опрометчивый поступок на самом деле был магическим ритуалом. И то что Липа произвел его совершенно случайно, можно сказать в порыве чувств, нисколько не меняло сути происходящего. А магический ритуал идет по своим правилам и если там не предусмотрено внушить окружающим ужас страшным грохотом, то никто ничего и не услышит. Трещина, например, снаружи и вовсе не видна была, потому что раскололась внутренняя стена. Одно слово – магия!
– Кажется скоро утро? – заметил Гоголь-Моголь после непродолжительной паузы, в ходе которой Липа с интересом изучал своего гостя, а гость терпеливо ждал, когда смотрины закончатся. Ему то все было сразу ясно – ведь Гоголь-Моголь обладал особыми способностями в самых разных областях, чем напоминал карманный нож с полусотней всевозможных лезвий, устройств и механизмов.
– Да, – Липа глянул на часы, потом, стараясь не поворачиваться спиной к гостю, бочком, бочком подошел к окну и выглянул на улицу, – просто еще очень рано.
– Хороший завтрак хорош независимо от времени, не так ли? – так же вскользь продолжал гнуть свою линию Гоголь-Моголь, который, судя по комплекции, весьма любил поесть.
– Конечно, конечно! – засуетился Липа. – Извините, что сразу не предложил!
Они спустились в кухню, где Липа попытался сделать из остатков яиц свою фирменную подгоревшую яичницу, но Гоголь-Моголь быстро оценил его кулинарные способности:
– Позвольте мне, – он мягко отстранил Липу от плиты, и тот почувствовал, впервые с момента появления странного гостя, что тот на ощупь ничем не отличается от обычного человека. Не был в нем ни кладбищенской сырости, ни вампирского холода, ни призрачной бесплотности.
А Гоголь-Моголь уже потрошил полупустой холодильник, лазил по шкафам и даже что-то насвистывал, превращая наличные продукты в полноценный завтрак.
– А вы, простите, как оказались в моей комнате? – решился, наконец, Липа.
– Не оказался, а появился, – Гоголь-Моголь, ловко орудуя вилкой, приступил к сбиванию омлета. – И появился, между прочим, согласно вашему желанию.
– Но я, честно говоря, ничего подобного не имел в виду… – Липа поерзал на стуле, ему было стыдно за свой поступок. – В смысле, я вовсе не собирался жечь старинную книгу.
– Понимаю, она упала в огонь совершенно случайно… – Гоголь-Моголь, чуть прищурившись от напряжения, осторожно вылил густую пенистую жидкость на раскаленную сковороду, где уже шкворчала тонко нарезанная колбаса. – В такой момент требуется особая твердость руки…
– Когда роняешь книгу в огонь? – глаза Липы округлились от удивления.
– Нет, когда выливаешь омлет на сковороду… – Гоголь-Моголь закончил операции и, полюбовавшись идеально ровной поверхностью одинаковой толщины и консистенции, закрыл совершенство крышкой. – Начинать надо с холодных краев, а заканчивать горячей серединой… Впрочем, я отвлекся.
И гость в двух словах разъяснил, что раз уж он, Липа, его вызвал, то теперь он, Гоголь-Моголь поступает в его полное распоряжение. А уж что там он, Липа, имел при этом в виду, особого значения не имеет. Как, впрочем, и судьба книги, которая на самом деле совершенно не пострадала от огня, а просто исчезла.
– Когда-нибудь она вернется… – закончил Гоголь-Моголь и почему-то загрустил.
– И вы исполняете желания? – оживился Липа. – Как джин из сказки?
Перед его горящим взором представился украшенный золотыми кистями и позументами конь белой в абрикосах масти, и он, Лев Борисович Липовский, верхом на этом коне. А вокруг ликующая Москва встречает своего вернувшегося героя…
– Не совсем. Я помогаю их исполнить… – Гоголь-Моголь скептически улыбнулся, и Липе показалось, что он прочитал его мысли про коня.
«Надо быть с ним поосторожней! И вообще пока не понятно чем все это закончится!»
А закончилось все это шикарным завтраком – омлет с жареной колбасой, сухарики с горячим сыром, маслины, мидии в пикантном соусе и не мало чего еще вкусненького, что неприспособленный к быту Липа хранил, но не использовал. Ну и разумеется полбутылки коньяка недопитых Липой и сразу замеченных Гоголем-Моголем:
– Не возражаете? – он вопросительно посмотрел на Липу, постукивая ногтем по стеклу.
– А не рано? – не слишком уверенно возразил Липа, явно нуждающийся в паре капель крепкого после всех этих приключений.
– Любое раннее утро, это не более чем поздний вечер! – уверенно ответил Гоголь-Моголь, разливая коньяк. – Опять же за знакомство надо выпить…
И процесс пошел! Гоголь-Моголь, судя по всему выпивал с большим удовольствием, Липа после всего случившегося тоже был не прочь немного расслабиться, так что когда ближе к полудню парочка выползла на улицу дабы продолжить банкет, между ними царило полно взаимопонимание. Липа называл Гоголя-Моголя более удобоваримым именем Гоги, а тот вполне освоил несколько фамильярное, но звучное обращение Борисыч.
Итак, Борисыч и Гоги, этакая сладкая парочка, на радостях ударились в форменный загул. Гоги оказался неутомимым гулякой, наделенным не только объемистым желудком, но и совершенно неутолимой жаждой, ну а Липа был настолько возбужден открывающимися – наконец-то! – в его затхлой жизни перспективами, что почти не отставал, несмотря на существенную разницу в живом весе.
– Да пойми, Борисыч, я насчет власти очень даже «за». У меня можно сказать насчет власти призвание. – Гоги с явным наслаждением раскурил сигару размерами с небольшой зонтик. – Я знаешь скольких царей в люди вывел?