Рейдер

Чернобровкин Александр Васильевич

Штат Северная Каролина объявил о сецессии последним, двадцатого мая тысяча восемьсот шестьдесят первого года, в день рождения моей второй дочери, которой дали имя Каролина, и на следующий день присоединился к Конфедерации Соединенных Штатов. Это случилось после того, как южане выдворили гарнизон федералов из форта Самтер в Чарльстоне и объявления президентом Линкольном мобилизации и введения морской блокады. Южные штаты поняли, что церемониться с ними не будут, и быстро объединились, образовав новое государство. Вот только янки что сейчас, что в будущем, считают, что право выхода из состава любого государства имеют только те, кто ослабляет их врагов, а не их самих. И началось…

В то время пароход «Катрин» стоял в Уилмингтоне под выгрузкой. Часть груза, заказанного коммерческими фирмами, составляло оружие, в том числе изобретенные Джозефом Уитвортом винтовки и пушки с нарезными стволами. Они заряжались с казны и обладали высокой точностью, потому что стволы имели полигональную шестигранную нарезку. Шестигранными были и пули калибром ноль сорок пять дюйма (одиннадцать с половиной

миллиметров), и снаряды калибром два целых и семьдесят пять сотых дюйма (шестьдесят девять миллиметров) и весом двенадцать с половиной фунтов (пять целых и семьдесят пять сотых килограмма), поэтому во время полета (я по просьбе заказчика присутствовал на испытаниях пушек) издавали жутковатые звуки. Я еще подумал, что с таким звуковым сопровождением должны летать валькирии, маленькие и большие. У винтовок имелась прицельная планка и, по желанию, телескопический снайперский прицел конструкции Дэвидсона, размер которого (максимальный — четырнадцать дюймов (тридцать пять сантиметров)) надо было изменять в зависимости от расстояния до цели. Дальность стрельбы винтовки составляла тысячу восемьсот ярдов (более тысячи шестисот метров), а пушки — шесть тысяч шестьсот ярдов (около шести километров). Я приобрел для себя два десятка винтовок со снайперским прицелом и заказал к следующему приходу в Ливерпуль четыре пушки Уитворта, чтобы одну пару сделать погонными, а вторую — ретирадными. Еще я привез три десятка французских бронзовых гладкоствольных двенадцатифунтовых гаубиц, которые на родине называли «Пушками императора» в честь нынешнего императора Наполеона Третьего, а в других странах — просто «Наполеонами». Они безопаснее чугунных, могли стрелять, как ядрами и картечью, так и снарядами, и отличались хорошей убойной силой, особенно на короткой дистанции. Четыре «Наполеона» на корабельных станинах я купил и для «Катрин». Места на главной палубе и порты в фальшбортах для пушек были сделаны еще во время постройки. Для обслуживания пушек нанял в Ливерпуле отставного морского лейтенанта Робина Макларена и шестнадцать комендоров. Время наступало лихое, поэтому расходы на защиту вряд ли будут лишними.

Поскольку военные действия, как форс-мажорные, позволяли расторгнуть заключенные ранее контракты, я так и сделал. Возить чужие товары за прежние деньги становилось нецелесообразно. Тем более, что у меня теперь хватало средств на заполнение трюмов как в одну сторону, так и в другую. Цены на табак и хлопок резко пошли вниз, а на товары из Европы — вверх, на чем имело смысл нехило навариться, если, конечно, не попадешь в лапы врага и не лишишься всего. Особенно требовалось оружие и порох, которые южане сами не делали. Что удивительно, покупали вооружение не государственные структуры, а частные лица.

К концу погрузки «Катрин» возле мыса Страха появились два парусных деревянных фрегата северян или, как их еще называют, федералов. Держались они на приличном расстоянии, чтобы не сесть на мель или попасть под огонь пушек с фортов, которые защищали устье реки Мыс Страха. Я провел свой пароход мимо фрегатов днем, на виду, держась в паре миль на ветру. Преследовать меня парусники не могли, поэтому пальнули разок из пушки, убедились, что ядро не долетело, и смирились. В ответ мои матросы развлекались, показывая федералам интересные жесты. Не думаю, что на фрегатах разглядели, что мы о них думаем, но наверняка догадались. Прогресс хорош еще и своими маленькими радостями.

33

Ночи на океанском побережье штата Северная Каролина бывают очень темные. Если видны звезды, то они кажутся больше, чем в северных штатах. Мой старший помощник Уильям Мур, уроженец города Огаста штата Мэн, так не считает. Это, наверное, единственное, в чем наши точки зрения не совпадают. По остальным вопросам он старается не перечить судовладельцу, потому что надеется получить место капитана на «Катрин». Скорее всего, получит, когда закончится война. Сейчас звезды не видны, потому что на океан прилег туман, такой густой, что бак парохода плохо виден. В зимние месяцы такое случается часто, когда южные ветры проносятся сюда, на холодную океанскую воду, теплый воздух. В будущем я как-то три дня пережидал туман на рейде возле городка Саутпорт (Южный порт), расположенного в устье реки Мыс Страха, который сейчас является большой деревней рядом с фортом Джонстона, населенной рыбаками и семьями гарнизона. Мы лежим в дрейфе, ожидая улучшения видимости. Радиолокаторы еще не изобрели, а то я бы попробовал войти в реку. Заодно узнал бы, где находятся наши враги. Следуя последний раз из Уилмингтон в Ливерпуль, мы проскочили здесь мимо линейного корабля, фрегата и двух корветов. Федералы уже захватили несколько судов, везущих грузы конфедератам, получили призовые, так что теперь эти воды для них намазаны медом. У моего парохода, как и у других судов, занимающихся подобным делом, гордое прозвище «Блокадопрорыватель». Только вот другие — парусники, как и те, что блокируют порты южан, поэтому конкурентов у меня становится всё меньше, табак и хлопок всё дешевле, а привозные товары всё дороже. Начинаю подозревать, что войны затевают торговцы, чтобы быстро разбогатеть.

— Думаю, туман еще долго продержится, — предполагает Уильям Мур, с которым мы стоим в ходовой рубке возле лобовых иллюминаторов, я по правому борту, а он по левому.

— Скорее всего, — соглашаюсь я и спрашиваю шутливо: — Интересно, где сейчас ваши корабли? Что, если они совсем рядом с нами?!

Мой старший помощник душой и сердцем на стороне северян, но попадать к ним в плен не желает, чтобы не остаться без высокооплачиваемой работы. Я объяснил старпому,

что мне плевать, кто победит, что мой бизнес не пострадает при любой власти, а вот другая возможность зарабатывать такие большие деньги вряд ли выпадет всем нам еще раз. На его жизни. На моей возможны варианты. Экипаж получает двойное жалованье плюс премиальные, если добираемся до Ливерпуля быстрее двух недель, а обратно — восемнадцати дней. При следовании в Уилмингтон нам приходится бороться с Гольфстримом, текущим навстречу. За такие деньги даже кочегары готовы работать без отпусков и выходных, хотя работенка у них адская в прямом смысле слова. К тому же, служба на моем пароходе освобождает от службы в армии. Если в первый год войны хватало добровольцев, то на второй обе стороны объявили мобилизацию всех мужчин в возрасте от семнадцати до тридцати пяти лет. И на Севере, и на Юге можно откупиться официально за триста долларов и неофициально, дав врачу мобилизационной комиссии взятку от сотни до двухсот долларов. Я выбил для всего экипажа «броню», привезя для армии по сравнительно скромной цене полсотни пушек, в основном «Наполеонов», которые в почете у обеих враждующих сторон.

— В такой туман парусники обычно становятся на якорь или уходят подальше от берега, — делится со мной опытом Уильям Мур, почему-то уверенный, что я плохо знаю особенности службы на парусниках.

— Желание подзаработать толкает многих капитанов на безрассудные поступки, — делюсь опытом и я. — Тем более, что здесь могут быть паровые броненосцы.

В марте тысяча восемьсот шестьдесят второго года в Чесапикском заливе произошло первое в истории сражение двух паровых броненосцев — «Виргинии» под флагом конфедератов, который построили на базе захваченного в Портсмуте во время ремонта и недосожженного удирающими врагами, парового фрегата «Мерримак», и «Монитора» под флагом федералов. Трехчасовый бой закончился вничью, но, поскольку корабль южан первым покинул поле боя, северяне обозвали себя победителями. Я видел «Виргинию». Издали корабль напоминал подводную лодку. Сидел он низко, главная палуба всего на несколько сантиметров возвышалась над водой, поэтому надстройка, названная казематом, была почти во всю длину корпуса и наклонена под углом тридцать шесть градусов к горизонтали, чтобы рикошетили ядра и снаряды. Примерно по центру надстройки торчала толстая дымовая труба, идущий дым из которой убедил меня, что вижу не подводную лодку, одна из которых, по слухам, есть у северян. Был броненосец длиной почти восемьдесят четыре метра, шириной пятнадцать и шесть десятых, осадка шесть и четыре десятых, водоизмещение четыре тысячи сто тонн. Каземат из дуба и сосны защищен двумя листами стали толщиной два дюйма (пятьдесят один миллиметр) каждый, а корпус, скрытый под водой — одним листом. Винт один. Скорость на тихой воде до шести узлов. Вооружена «Виргиния» нарезными двумя пушками калибром сто семьдесят восемь миллиметров и двумя — сто шестьдесят миллиметров, гладкоствольными шестью пушками калибра двести двадцать девять миллиметров и двумя двенадцатифунтовыми гаубицами. Одна стасемидесятивосьмимиллиметровка располагалась в каземате перед амбразурой, направленной прямо по курсу, вторая стреляла в корму. Две сташестидесятимиллиметровки стояли по бокам от первой пушки и стреляли через амбразуры, направленные вперед под углом в сорок пять градусов от центральной линии. По бортам разместили гладкоствольные пушки, по три на каждый, а гаубицы — на крыше каземата, чтобы в ближнем бою обстреливали картечью личный состав противника. И еще был таран. История сделал виток и вернулась к забытому оружию. Экипаж — триста двадцать человек. За день до сражения с другим броненосцем «Виргиния» успела воспользоваться тараном, потопив парусный шлюп «Камберленд». К сожалению, таран отвалился, после чего броненосцу пришлось расстреливать другие парусники из пушек, заставив один сдаться, а спешившие на помощь два парохода северян — выскочить на мель. При этом корабли северян не смогли нанести существенного ущерба «Виргинии», ознаменовав окончание и эры деревянных парусников, и эры небронированных кораблей.

Мой опыт оказался, так сказать, опытнее, чем Уильяма Мура. Утром ветер поменял направление на северо-западный, и мы увидели фрегат северян, лежащий в дрейфе примерно в миле от нас. К счастью, пароходу надо меньше времени, чтобы дать ход. Пока на фрегате расчухались и приготовились к стрельбе, «Катрин» уже была милях в двух. Бортовой залп, окутавший фрегат черным дымом, полетел за молоком. Я не стал отвечать, хотя по горящим глазам лейтенанта Робина Макларена видел, как тому не терпится пальнуть.

— Еще успеешь настреляться! — заверил я лейтенанта, потому что капитан вражеского фрегата уже убедил меня, что жадность туманит ему разум.

На фрегате подняли паруса и погнались за нами. Наверное, рассчитывал, что с попутным ветром легко догонит нас. Чтобы не разуверился в этом, я приказал малость сбросить ход. Было у меня подозрение, что вражеский капитан плохо знает эти воды, а в азарте погони позабудет сверять местоположение корабля с картой, на которой нанесены места, опасные для плавания.

Юго-восточнее мыса Страха есть мель, не опасная для судов с осадкой до трех метров, а во время отлива, который здесь метра полтора — и с большей. Там частенько проходят рыбацкие суденышки. В будущем над мелью хотел проскочить сухогруз под панамским флагом (как подозреваю, он был не первым и не единственным) и сел основательно. Я как раз проходил мимо с лоцманом на борту, который и рассказал, что капитан «панамца» устал дожидаться лоцманский катер, пошел навстречу ему, срезав угол вслед за рыбаками. В итоге судовладелец и страховая компания попали на аварийно-спасательные работы, которые затянулись на два дня. К счастью, дно там песчаное, корпус не пострадал.