Резанов и Кончита. 35 лет ожидания
Шрифт:
– Все что мог, я сделал. Лучше выглядеть – невозможно, как тут ни старайся…
– Лучше?! – с еще большим удивлением захлопал глазами молодой врач. – Да вы просто потрясающе выглядите! Как будто только что из королевского дворца!..
– Издеваешься? – обиженно насупился Резанов, в свою очередь приглядываясь к Георгу. Было видно, что тот тоже серьезно отнесся к приглашению на бал и очень старался превратить себя в светского франта, но его постигла такая же неудача, как и его старшего товарища. Костюм местами был плохо отглажен, на свежевыбритых щеках виднелась пара мелких порезов, а волосы были даже в немного более сильном беспорядке, чем у Николая. Однако, без всякого сомнения, требовать большего от молодого человека было нельзя – он тоже сделал все, что было в его силах.
– Какое там издеваюсь, господин Резанов! – В голосе Лангсдорфа тоже прозвучала легкая обида. – Вы на себя в зеркало смотрели? Я, когда вас увидел, дар речи потерял – как вам удалось так нарядиться?!
Его горячая речь, безусловно, была искренней, но Резанову показалось, что его молодой друг просто обманывает себя. Ведь он больше года не видел ни одного парадно одетого человека!
– Ну ладно тебе глупости говорить… – снисходительно улыбнулся он Георгу. – Пошли скорее, у нас времени почти не осталось!
– Конечно, сейчас! – Лангсдорф притворил за собой дверь, и уже через несколько минут они с Резановым были на берегу. Быстрая пробежка по порту заставила Николая в очередной раз болезненно скривиться: их с Георгом начищенные до блеска сапоги мгновенно стали пыльными и грязными, словно они пару часов бродили по размытым дорогам. Резанов зашарил по карманам в поисках лишнего носового платка, но Лангсдорф вежливо кашлянул, напоминая ему о времени, и они заспешили дальше.
Им удалось довольно быстро поймать конный экипаж и подъехать к крепости на четверть часа раньше начала праздника. Выскочив из экипажа чуть в стороне от входа, Николай достал из кармана носовой платок, разорвал его пополам и тщательно вытер одной из половинок испачканные сапоги. Георг торопливо последовал его примеру и собрался уже рвануться к дверям, чтобы скорее, пока обувь снова не запылилась, оказаться внутри, однако Резанов поймал его за локоть и дернул назад:
– Кто только тебя учил хорошим манерам? Приходить заранее – дурной тон!
– Да, я помню! – вздохнул Лангсдорф, и они медленно зашагали прочь от крепости, стараясь ступать как можно аккуратнее и поднимать как можно меньше пыли. Оба с трудом сдерживали свое волнение и нетерпение, обоим хотелось скорее оказаться на балу и убедиться, что они выглядят достойно среди других приглашенных, для обоих десятиминутное ожидание оказалось вечностью. Впрочем, друзья сумели скрыть свои чувства даже друг от друга. Молодому Георгу казалось, что его старший товарищ, с юности привыкший к светским приемам, нисколько не переживает по поводу предстоящего вечера, а Резанов был уверен, что врач держится спокойно просто потому, что не понимает, насколько важное мероприятие им предстоит пережить.
Наконец над городом зазвенел колокол, и Николай развернулся обратно к крепости, потянув за собой своего молодого спутника:
– Все, теперь пора!
Они все так же медленно, хотя и с трудом сдерживая себя, чтобы не ускорить шаг, дошли до входа в крепость и через несколько минут их уже вели по ярко освещенной множеством свечей лестнице в бальный зал.
– Граф Резанов и доктор Лангсдорф из России! – объявил распорядитель, и Николай, улыбнувшись нахлынувшим воспоминаниям о балах в Санкт-Петербурге, прошел в широко распахнутые двери.
В зале тоже было очень светло – свечи горели везде, на каждой стене красовалось множество подсвечников, и в душном воздухе стоял сильный, хотя и приятный аромат плавящегося воска. Однако яркое освещение было, пожалуй, единственной настоящей роскошью, которую смог позволить себе комендант крепости. В остальном обстановка в бальном зале и наряды уже пришедших туда гостей оказались довольно скромными, особенно по сравнению с тем, к чему Резанов привык за время своей жизни в Санкт-Петербурге. Оглядевшись, командор немного разочарованно вздохнул, сообразив, что он напрасно так старался привести свой костюм в безупречный вид – здесь, на фоне поблекших от времени платьев и исцарапанного паркета, он и так выглядел самым блестящим гостем.
– Доброго вечера, сеньоры! – К Николаю и Георгу быстрым шагом подошел высокий молодой человек в таком же старом, хотя и красивом праздничном камзоле. – И добро пожаловать на наш праздник! Меня зовут Луис де Аргуэльо, сегодня я здесь за хозяина. Разрешите представить вам других гостей.
Молодой сеньор держался безукоризненно вежливо, и Резанову с Лангсдорфом не оставалось ничего другого, как тоже учтиво поздороваться и последовать за ним к небольшой группе пожилых дам в пышных бархатных платьях. Но дойти до них мужчины не успели – одна из выходивших в зал дверей неожиданно с шумом распахнулась, и к Луису подлетела, едва не сбив его с ног, стройная и тоже довольно высокая черноволосая девушка в белом платье.
– Луис! Я что, опоздала?! Все уже началось?! – воскликнула она звонким голосом, заставив мирно беседующих по углам гостей обернуться в ее сторону и чуть укоризненно покачать головами.
– Кончита, веди себя… – зашипел было на нее, делая страшные глаза, сын коменданта, но, покосившись на стоявших рядом гостей, сменил гневное выражение лица на снисходительное, – …спокойнее. Как тебя учили, – добавил он чуть слышно.
– Ой! – Девушка тоже завертела головой, обнаружила, что все собравшиеся смотрят на нее, и залилась краской. Было ясно, что она то ли перепутала двери, то ли не рассчитала скорость своего бега, и поэтому ворвалась в зал, создав слишком много шума и обратив на себя чересчур много внимания. Поведение, совсем не подобающее девушке из высшего общества, – однако эта сеньорита так искренне испугалась своего промаха и так трогательно захлопала глазами, обрамленными очень густыми, пушистыми ресницами, что рассердиться на нее было совершенно невозможно. Во всяком случае, Луис, видя ее смущение, почти сразу смягчился и снисходительно вздохнул:
– Познакомься, это сеньор Резанов, путешественник из России, о котором говорил отец. И его друг, сеньор Лангсдорф, – Луис повернулся к гостям и слегка подтолкнул к ним девушку. – Моя сестра, Мария Консепсьон Марселла.
– Здравствуйте, сеньоры! – Девушка присела в реверансе и во все глаза уставилась на путешественников, прибывших в Калифорнию из страны, которая для нее, скорее всего, была неведомым краем света. Николай тоже немного смутился под удивленным взглядом ее распахнутых глаз – еще никогда девушки не рассматривали его так пристально. А кроме того, его поразила редкая, экзотическая даже для Калифорнии, красота дочери коменданта. Она обладала яркой внешностью, пышной копной иссиня-черных волос и блестящими черными глазами, изящными руками и тонкой талией. Но самой удивительной чертой ее лица были ресницы – тоже угольно-черные и настолько длинные и густые, что, казалось, веки девушки должны были опускаться под их тяжестью. А белоснежное платье и вплетенные в волосы такие же белые атласные ленты красиво оттеняли черноту этих ресниц, бровей и волос. На один краткий миг Николаю показалось, что в освещенном свечами зале вспыхнуло яркое, золотое полуденное солнце.
Георг Лангсдорф тоже был поражен красотой дочери хозяина и не скрывал своих чувств, глядя на нее с радостным восхищением. К счастью, молодой врач вовремя спохватился и перестал буравить девушку взглядом раньше, чем это можно было бы посчитать вызывающим. Луис де Аргуэльо повел гостей дальше, знакомиться с другими приглашенными, а его сестра отступила к стене, уже забыв про свою оплошность и улыбаясь каждому из знакомых ей представителей местного высшего света.
Следующие полчаса Резанов и его молодой спутник без перерыва кланялись знатным сеньорам Сан-Франциско, а также другим сестрам и братьям Луиса, тщетно пытаясь запомнить и не перепутать их длинные, чаще всего двойные или тройные имена. Николай присматривался к каждому представленному ему господину или даме, пытаясь понять, имеют ли они какое-нибудь влияние на коменданта Аргуэльо и может ли он попробовать убедить его в своей правоте через них. Но Луис держался со всеми одинаково почтительно и в то же время одинаково уверенно, так что догадаться, с кем стоит разговаривать о своих делах, Резанову было совсем не просто. На Лангсдорфа, несмотря на всю его наблюдательность, надежды тоже было мало: с той минуты, как его представили юной сеньорите Аргуэльо, он при каждом удобном моменте старался бросить на нее хотя бы мимолетный взгляд, а на остальных присутствующих обращал лишь столько внимания, сколько того требовала вежливость. И хотя эта не в меру пылкая восторженность доктора порядком раздражала Николая Петровича, в чем-то его настроение было ему понятно. Мария Консепсьон действительно была достойна того, чтобы ею любовались. Он и сам бы с удовольствием посматривал на нее почаще, если бы не был так занят другими вопросами.