Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
В руках кривые мечи с широкими лезвиями, рукояти короткие, зато над эфесами поработал какой-то сумасшедший дизайнер, красиво, но крайне неудобно в бою. Такие мечи больше для устрашения, чем для реальной схватки.
Сзади послышались мягкие удары о землю. Я не стал оглядываться, понятно, такие же отрезают дорогу к отступлению. Сердце уже не стучит учащенно, как при входе в этот мир, а колотится в панике. Меньше всего хотелось бы драться с женщинами. Во-первых, женщин бить нельзя, это усвоено твердо, а если приходится драться, то должны как-то убиваться
…во-вторых, женщина с оружием куда опаснее мужчины, потому что мужчина часто берется за меч из необходимости и еще потому, что от него этого ждут. Он как бы обязан, статус мужчины подразумевает некие мужские действия и поступки, потому с мужчиной всегда можно договориться. Если его победить в поединке – не ударит в спину, честь есть честь. Но если женщина берет в руки оружие, то жаждет драться, а уж зачем ей это: самоутвердиться или насладиться муками других – для меня неважно, это очень серьезные противники.
Ненавижу баб с оружием, мелькнуло в мозгу, но я выдавил улыбку и прокричал с предельным восторгом:
– О, сколько красивых женщин!.. Я в раю!
Одна, страшная, как смертный грех, прошипела злобно:
– Сейчас ты узнаешь рай…
Вторая сказала громко:
– Новенький… Еще не понимает.
– Свежее мясо, – сказала третья.
– Молодое, – добавила еще одна.
Я торопливо шарил взглядом по их лицам, нет, все смотрят, как на кролика, которого надо забить, снять шкуру, а мясо сожрать едва-едва прожаренное.
– Свежее, – согласился я. – Хотя малость вспотел… Может быть, сперва помоемся? Вместе, конечно. А то запахи, знаете ли…
Они злобно расхохотались, одна сказала насмешливо:
– Вы слышали? Запахи! Это вонючее животное уже испачкало штанишки!
– Да, – согласилась еще одна громко и шумно потянула ноздрями воздух. – Запах не спрячешь.
Ее лицо дергается, как у нервнобольной, перекашивается жуткими гримасами, грубая татуировка даже на щеках, однако новая волна страха прошла по спине: это не татуировки, это… шрамы. Шрамы от умело нанесенных разрезов, которые уже ни убрать, ни смыть.
Первая и еще две начали приближаться, широко и провоцирующе двигая исполосованными толстыми рубцами бедрами. Груди вызывающе подкрашены, что тоже как бы вызов обществу, морали, приличиям и всем устоям: смотрите, не прячем!
– Эй-эй, красотки, – сказал я громче. – Меня этим не возьмешь! Давайте что-то посерьезнее!
– А чем тебя возьмешь, – проворковала она насмешливо, – красавчик? Или, точнее, за что тебя надо брать… сразу?
Остальные захохотали, подчеркнуто грубо и вызывающе, как девочки-подростки, что в стае чувствуют себя увереннее и наглеют так, что куда там парням, те умеют останавливаться, потому что их с детства приучают быть самостоятельными, а это значит – не только бить, но и получать удары.
Я наконец выставил перед собой меч и встал в боевую стойку. Сердце колотится, как сумасшедшее, в самом деле смертельно перепуган, предпочел бы встретить вдесятеро больше мужчин, чем эту дюжину женщин.
Когда на тебя бросается собака, это неприятно, но все-таки понятно и ожидаемо, все-таки рычала и гавкала, а вот когда бросается кошка, это всегда гадко, страшновато и непонятно. Нападение собаки как бы честнее, хотя никому не понравится, но стократ отвратительнее, когда прыгнет с растопыренными когтями и злобным шипением кошка, они должны ласково нежиться в кресле и мурлыкать…
Женщина с оружием – это нечто противоестественное человеческой натуре. Женщины не должны брать в руки оружие, их сила совсем в другом.
Они обошли меня со всех сторон, одна сказала хриплым мурлыкающим голосом:
– Давайте возьмем живым?.. Так хорош… Я буду отрезать по кусочку… и даже ему дам пожевать своего…
Вторая ответила с предостережением:
– Он не выглядит перепуганным.
– Значит, совсем дурак!
– Я бы не хотела, – сказала вторая, – чтобы кого-то убил или хотя бы ранил…
– Почему? – спросила первая жестоким голосом. – Ты же любишь доедать раненых!
– Нас и так осталось всего двенадцать человек, – ответила вторая угрюмо.
Я крикнул:
– Эй, вы что, и своих едите?
Первая прорычала:
– А ты как думал?.. Свои даже слаще…
Они злобно хохотали, переговаривались, что и как будут вырезать из моего еще живого тела, гримасничали, все грубо и подчеркнуто отвратительно, словно хвастаются друг перед другом своим падением, своей способностью творить гнусности.
– Девушки, – сказал я дрожащим голосом, метаболизм едва не разбрасывает на куски, – да… вай… те… не ссорить… ся…
Они захохотали, показывая отвратительные рты, и хотя зубы совсем не вампирьи, мне показались жуткими. Я задержал дыхание, все замедлилось вокруг, а ноги сами бросили вперед…
Этого женщины не ожидали.
Разъяренных кошек, надо остановить… как забежавших из джунглей в город пантер… любыми способами… Это мелькало обрывочными кровавыми ошметками в мозгу, а во все стороны брызгает горячая кровь, я верчусь в таком ускоренном темпе, что вот-вот раскалюсь докрасна, как Батарадз. У первой же я выхватил меч и дальше рубил уже двумя. Лезвия рассекают мягкую, как желе, плоть, рукояти иногда вздрагивают в ладонях, когда острая сталь рубит, как тонкие прутики, кости…
Меня еще трясло, когда последняя с хриплым вскриком рухнула на тела подруг. Она захлебывалась собственной кровью, пыталась приподняться, но руки подламывались, падала лицом в каменный пол. Я успел перехватить ее гаснущий взгляд, никакого вызова, только страх и запоздалое понимание, что мужчины могут дать сдачи.
Я остановился, тяжело дыша, дико огляделся. Еще трое дергаются, скребут накрашенными ногтями землю.
– Ну и зачем? – прохрипел я. – Нашли способ самоутвердиться, дуры… Лучше бы носки вязали.