Ричард Длинные Руки — грандпринц
Шрифт:
— Пленные?
— Ну да, — сказал я. — Трое рубят лес, пятеро с оружием стерегут, чтобы не разбежались…
Лесоруб, который первый заулыбался, опустил топор и сказал невесело:
— Вон те двое с копьями — мои братья.
— Ого, — сказал я, — междоусобная война?
— Они не стерегут, — пояснил он тяжеловесно, — а охраняют. Тут появились, говорят, гарпии. На той неделе одного из нашей деревни задрали.
— Может, — предположил я, — волки? Или медведи?
Он покачал головой.
— Нет,
Я присвистнул.
— Да-а, так любая экономика рухнет, если работать будут трое, а гулять с оружием пятеро… А что, раньше их не было?
— Не было, — подтвердил один из копейщиков. — Неделю назад и появились.
Я сказал буднично:
— Двух я только что подстрелил, вон за теми деревьями лежат в красивых позах… гм, одна даже ноги раздвинула. Сходите, посмотрите, вдруг кого-то из своих жен узнаете. Такое бывает, говорят. Но вообще-то лучше понять, откуда берутся, а потом накрыть все гнездо. Не пробовали?
Они переглянулись, двое копейщиков тут же побежали трусцой по дороге, откуда я приехал. Оставшиеся смотрели на меня и Адского Пса во все глаза.
Один из лесорубов сказал очень вежливо:
— Вы странствующий рыцарь, это видно… Ищете опасности, совершаете подвиги, очищаете землю от чудовищ, защищаете женщин и детей… но мы простые крестьяне! Ничего не держали в руках кроме ложки и плотницкого топора…
— Плотницкий топор, — сказал я, — такое же боевое оружие! Если отыщете нору гарпий или гнездо, то десяток копейщиков и полдюжины парней с топорами быстро покончат с этой гадостью.
Он развел руками.
— Ваша милость, когда нам искать?.. Если не нарубим дров, наши семьи замерзнут… И так все время что-то не дает пойти, вот как вы, гордо и красиво искать чудовищ.
Второй уточнил:
— У господина рыцаря, наверное, семеро детей не хватают за полы и не просят есть.
Я развел руками.
— Ваша взяла!.. Мир погибнет, если я слезу с боевого коня и возьмусь за плуг, но мир погибнет и в том случае, если вы оставите поля и возьмете в руки мечи…
Двое сказали в один голос:
— Святые слова, господин рыцарь!
Я повернул коня, сказал через плечо:
— Пусть Господь всегда будет с вами, как Он с вами сейчас…
Бобик ринулся обратно, выскочил на дорогу и понесся по накатанному снегу, весело взбрыкивая и поглядывая по сторонам, где бы отломить бревнышко и сунуть мне в руки, чтобы я бросал и бросал до ночи как можно дальше.
Арбогастр не успел разогнаться, как Бобик впереди остановился, весело гавкнул и оглянулся. Впереди лошадка, упираясь так, что трещит спина, тащит нагруженные хворостом сани, а сзади толкает мужик в короткой старой шубейке.
Как только сани выбрались на более накатанную дорогу, он забежал
— Бобик, — сказал я строго, — держись сзади. А то с перепугу застрянет так, что тебе же и вытаскивать…
Он послушно пропустил нас вперед, а мы догнали сани. Мужик оглянулся на стук копыт, сперва на лице мелькнул испуг, но по моему виду решил, что не грабитель точно, слишком добротно одет и на явно дорогом коне, рыцари крестьян на дорогах не грабят, у них грабеж красиво и благородно именуется налогами.
— Ваша милость? — вскрикнул он первым.
— Хорошая погода, — сказал я весело, — только как-то неспокойно здесь…
Он заметно напрягся.
— Ваша милость?
— Там в лесу встретил двух гарпий, — пояснил я.
Он оглядел меня с головы до ног, прежде чем ответить.
— Вы до них дотянулись первым, как погляжу?
— Ну да, — сказал я. — Мужчины двигаются быстрее, чем женщины.
— Если не слишком толстые, — уточнил он, — вон у нас есть один бугай… его жена постоянно лупит, а он ее даже не поймает. Но это хорошо, что вы их прибили. А то народ боялся в ту часть леса показываться. Не у всех же мечи и доспехи…
Я промолчал, что мечи и доспехи не помогают тем, кто не привык ими пользоваться, поинтересовался:
— А почему их так много?
Он насторожился, переспросил:
— Много?
— Вообще, — сказал я. — Я проехал всего пару миль, а прибил этих крылатых пару, а до этого одну какую-то, что превратилась в лед, и, думаю, это еще не все в этих краях.
Он вздрогнул, посмотрел на меня расширенными глазами. Я ответил беспечной белозубой улыбкой человека, которому все по фигу и потому как раз по плечу.
— Ого, — произнес он с тревогой и одновременно облегчением, — тогда вы почти полностью очистили этот лес…
— Да вот такой я чистильщик, — согласился я. — А почему они, а?.. А когда умирают, то все какие-то одинаковые?
— Ваша милость?
— Все примерно одного возраста, — сказал я, — все брюнетки… э-э… черноволосые.
Он зыркнул на меня исподлобья.
— Говорят, светловолосые добрее. Особенно те, у кого волосы словно из золота. А те, у кого волосы как ночь, — уже в душе ведьмы.
— Ну, — сказал я, — вообще-то все женщины — ведьмы, только в разной степени.
— Вот-вот, — подтвердил он, — золотоволоски чуть-чуть, а темноволосые… ух, только держись! А у кого волосы черные, как воронье крыло — этих и спрашивать не надо, ведьмы!
— Похоже, — согласился я, — кто-то из местных колдунов разделяет это мнение.
Он продолжал поглядывать на меня исподлобья, но помалкивал, только чаще подергивал поводья, не давая лошаденке переходить с бега на шаг.
— Угадал? — спросил я.