Ричард Длинные Руки – майордом
Шрифт:
В небе луна постепенно становится зримее, вещественнее, на землю еще не пал ее серебристый свет, холодный, но желанный, но красноватый отсвет пылающего заката постепенно теряет яркость.
Пока копыта стучали, нарушая тишину этой мирной и сладкой глуши, мы то и дело видели высовывающиеся из земли края мраморных плит, а в одном месте даже попили воды из роскошного, хоть и небольшого фонтана, вокруг раскидистые платаны, блики лунного света на земле. Отец Дитрих омыл в нем ноги и благословил, как божье деяние…
По дороге к храму проехали мимо полуразрушенной церкви. Не злой волей разрушена, а старостью: на крыше растет трава и даже кустарник. Я слышал, как воркуют голуби, а старик, набиравший воду в кувшин, объяснил, что голуби здесь днем, а ночью из церкви вылетают стаи летучих мышей. Говорят, что это голуби превращаются в них, но пока никто этого не видел, а проверить никто не спешит. Превращаются, ну и превращаются, не наше дело.
Отец Дитрих прошептал с тоской:
– Церковь в запустении, а проклятый храм жив…
– Мы пришли, – утешил я. – Теперь помрет!
Впереди блестят, как выкованные из старого благородного серебра, часть стены, две колонны и массивный портик. Последние отблески заката и луна вместе освещают развалины любовно и тщательно, я различаю каждую трещинку на камне. Землю под ногами сменили широкие плиты, подогнаны так, что трава не протиснется, и тянутся дальше, чем достигает взор. Кое-где вздымаются остатки стен, везде груды каменных блоков.
– Этот храм тоже мертв, – сказал я.
– Не совсем, – возразил разведчик сэра Норберта. – Мы застали здесь десятка два очень уж активных… э-э… поклонников.
– Где они сейчас? – спросил я.
Он быстро взглянул на мое лицо, покосился на отца Дитриха.
– Увы, сэр Ричард… Они пытались бежать, а когда мы их останавливали, оказали такое яростное сопротивление, что… словом, живых не осталось.
Отец Дитрих машинально перекрестился, я кивнул, продолжая сохранять суровое и даже скорбное выражение, хотя еще раз подтвердил свой приказ убивать на месте явных противников, пока еще как бы война, потом будет труднее.
Когда шли к храму, ночной воздух был неподвижен, но здесь чувствуется постоянное движение теплых потоков. Двигаются странно: иногда навстречу один другому, иногда под углом, а то и вовсе начинают кружить, как собаки, что гоняются за собственным хвостом.
Руины выглядят облитыми кровью заката, все призрачно и нереально, но когда я зашиб ногу об острый угол, а один из священников провалился по уши в яму, мы убедились, что все реально, только Асмер спросил с недоумением:
– Если кому-то служат, почему не приведут в порядок?
– Порядок, – ответил гонец тихонько, – придет вместе с пробуждением Темного Бога.
– Разве порядок в мире не дело рук Господа?
– Порядок, – ответил гонец, – как его понимают… они.
– А-а-а, – протянул Асмер, – тогда ладно, пусть лучше беспорядок.
Гонец время от времени исчезал впереди, так спешил привести нас к месту. Наконец красный свет выхватил его у высокой арки над широким темным ходом вниз, по ступенькам можно спускаться по четверо-пятеро в ряд.
– Вот оно, – сказал он шепотом, – оттуда они выходили.
Снизу тянуло странными запахами прелой земли, звериной шерсти и, волосы зашевелились у меня на затылке, свежей кровью.
– Они выходили, – ответил я тихо, – а мы…
Асмер и Бернард вытащили мечи и двигались по бокам, готовые броситься вперед и прикрыть меня с двух сторон. Зигфрид, Теодорих и Ульман посматривали на обоих ревниво, до этого считали себя самыми старыми моими знакомыми.
Священники точно так же прикрывали отца Дитриха, как Асмер и Бернард меня, так мы шли по ступенькам, уходя из теплой ночи в мрачный мир подземелья.
Я держался левой стены, так свободнее рука с обнаженным мечом. Не оставляет ощущение, что это не гранитные глыбы уложены так ювелирно точно, а поверхность одного исполинского камня расчертили ровными бороздками.
За моей спиной отец Дитрих поспешно и яростно читал молитву. Голос его без видимой причины стал выше и продолжал подниматься, я повернул голову и вздрогнул. На стене, мимо которой уже прошел, не обращая внимания на узоры, кроваво-красным огнем вспыхнула пентаграмма в рост человека!
Мои пальцы судорожно сжались на рукояти молота. Пентаграмма в самом деле горит пламенем: низ утоплен в таком же грубо нарисованном огне, но языки пламени в самом деле трепещут, колышутся, то уменьшаясь, то увеличиваясь на глазах.
Уже трое священников громко читали молитвы и брызгали водой. Не оборачиваясь, я услышал злобное шипение, красный отсвет на камнях вокруг меня исчез.
– Да посрамлен будет, – прошипел отец Дитрих с зубовным скрежетом. – Да не будет тебе власти над людьми…
Огонь под пентаграммой погас, но сама звезда дьявола осталась. Я еще пару раз оглянулся, глубоко врезанные в камень линии кажутся темнее, чем должны быть, даже огни факелов не пробивают ту тьму.
Асмер и рыцари, воспользовавшись нашей задержкой, прошли дальше. Там послышался лязг и звон, я со всех сторон ринулся вниз, прыгая через три ступеньки.
Глава 7
Одетые в черные плащи люди отбивались ножами от наших. Арбалетчики выпустили в них стрелы, а Зигфрид, Бернард, Теодорих, Ульман и Асмер прошли, как изголодавшиеся по работе косари через поле с высокой сочной травой.