Ричард Длинные Руки – сеньор
Шрифт:
– Да, – сказал я, – что для нас хорошо, то – Добро, а что против, то – Зло. Верно?
Староста просиял.
– Все верно, ваша милость! Как вы точно все сказали! Что значит благородная кость. А мы только чувствуем это, а сказать не можем.
За окнами послышался шум, крики. Донесся грохот копыт, мимо проскакал мальчишка на взмыленном коне. Староста бросился к окну, а я через его плечо увидел далеко зловещий густой дым, поднимающийся к невинно голубому небу. Староста сказал озабоченно:
– Никак на деревню Большие Сверчки кто-то напал…
Я выбежал на крыльцо, из дома Иволинны выскочили Сигизмунд и Зигфрид, растрепанные, растерянные. Сигизмунд на ходу затягивал пояс, а Зигфрид на бегу влезал в перевязь с мечом. Мальчишка поднял коня на дыбки, явно гордый, что все внимание на него, прокричал:
– Там напали!.. Дядьку Гента убили, Шарля и Курта ранили, Индирику уже на коня…
Зигфрид раздраженно фыркнул, а Сигизмунд воскликнул красивым голосом:
– Как можно? Мы не позволим!
– Да не спеши ты, – осадил его Зигфрид.
– Но там бесчинство!
– Бесчинство или нет, – сказал Зигфрид строго, – определяет наш сеньор. Может быть, там осуществляются законные права…
Они смотрели на меня с требовательным ожиданием. Сердце мое стиснулось в трусливый комок. Я уже могу постоять за себя, проверено, с самого первого дня, как сюда попал, принимаю удары и наношу их в ответ, мало не покажется. Но это все, так сказать, в порядке самозащиты, когда каждый гражданин, не опасаясь, что посадят или предъявят, может давать сдачи, но чтобы вот так самому куда-то пойти или поехать, дабы бдить и защищать – на это есть милиция, органы и все такое…
Холодок прокатился вдоль хребта. Никуда не денешься, рыцари – одновременно и милиция, что поддерживает порядок, наказывает насильников, переводит старушек через дороги, утешает вдов и сирот, защищает бедных.
И не на кого сослаться, нельзя втянуть голову в плечи и дождаться, что кто-то поедет, а я останусь.
– Поехали, – сказал я обреченно. – Мы должны вершить справедливость. Знать бы, какая она…
Земля мелькала под копытами, сливалась в серо-коричневую полосу, ветер пытался остановить, трепал конской гривой по лицу. Пожар приближался, стало видно выбегающих из домов людей. Всадники кружили на деревенской площади, там с криками и плачем бегали две девушки в разорванных платьях. Из одного дома мужчина в жирно блестящей кольчуге выволок за волосы женщину, за нею бежал мальчишка, с плачем хватался за женщину, за насильника. Тот отшвырнул его пинком, мальчишка вскочил и снова бросился на обидчика, и тогда тот, не останавливаясь, коротко ударил узким мечом.
Сигизмунд вырвался вперед, я видел промелькнувшее распаленное гневом лицо. Он на скаку развалил насильника почти пополам, по другою сторону улицы вихрем пронесся Зигфрид, тускло сверкал его меч. Я остановил коня, молот вырвался из моей длани, и в круге насильников из пятерых осталось двое. Я подставил ладонь, шлепок, замах, и снова свирепо воющий молот понесся навстречу оцепеневшим жертвам.
Из дома выскочила старуха, подхватила мальчишку, голова залита кровью, он пытался вытереть лицо, но ручонки бессильно падали. Женщина поднялась, склонилась над ним, истошно завыла.
Я торопливо слез, подошел. Они все трое подняли головы, в глазах страх.
– Жив?
– Умирает, – ответила старуха плача. Женщина выла, прижимала голову парня к груди. Разорванное платье сразу испачкалось кровью.
Я оглянулся, Сигизмунд и Зигфрид быстро разобрались, что рыцарей здесь нет, на пленении не заработаешь, быстро и жестоко рубят проигравших схватку. Оба, кажется, без ран, Сигизмунд тяжело дышит, вид очумелый, шлем на земле, одна бровь красная, будто измазали киноварью.
– Дай-ка посмотрю, – сказал я женщине.
Голова мальчишки бессильно падала, как у птенчика, я опустил ладонь на детский лоб. От пальцев побежал озноб, с разбега ударил в сердце, остро кольнуло. Зубы застучали, меня передернуло в ознобе, а заноза в сердце стала острее. Мальчишка задышал чаще, кровь сразу присохла, начала отваливаться коричневыми струпьями.
Я отодвинулся, мир впереди качнулся и поплыл. Старуха и женщина радостно закричали, меня раскачивало, потом на плечо упала ладонь в металлической перчатке, голос Зигфрида прозвучал как гром, разрывающий перепонки:
– Сэр Ричард, вы ранены?
– Нет… – прошептал я.
– А что случилось? Вы так побледнели… А, лечили этого сопляка… Стоило из-за него?
Перед глазами прояснилось, лицо Зигфрида выступило, как из тумана, багровое, на щеках бисеринки пота. Он дышал часто, в правой руке все еще меч, лезвие в крови по самую рукоять.
– Стоило, – прошептал я.
– Зачем? – удивился он.
– Инвестиции в будущее, – ответил я, приходя в себя.
Он посмотрел с недоумением, затем кивнул в сторону Сигизмунда, тот с крестьянами ловил лошадей нападавших.
– Кони у них хорошие, – сообщил он. И добавил многозначительно: – Два из них – рыцарские.
Рыцарские, это значит – стоят целое состояние, далеко не каждый конь способен нести всадника в тяжелых доспехах, тем более – мчаться вскачь.
– Забирай, – разрешил я.
Он отодвинулся, исчез, на его месте возникла женщина, упала на колени, исступленно обнимала мои ноги, захлебывалась в счастливых рыданиях. Распростерлась в пыли и старуха, называла спасителем, ловила и целовала руки, а мальчишка уже сидел на ступеньке, слабый, зябко вздрагивающий, смотрел на меня непонимающими глазами.
Селяне выстроились цепочкой к ближайшему колодцу, передавали ведра с водой. Последний с разбега выплескивал через проемы окон в горящую избу. Убитых обходили опасливо, на нас смотрели с точно таким же страхом.
Сигизмунд прокричал громко:
– Есть здесь староста?.. Что здесь произошло?.. Разбойники?
Зигфрид подошел к нам, меч уже в ножнах, покачал головой.
– Для разбойников слишком хорошо одеты. И сытые морды…
– Сосед балуется набегами?
Зигфрид снова покачал головой.