Риэго
Шрифт:
Глава французского кабинета граф Виллель, опасавшийся внутренних волнений, восстания французских карбонариев и либералов, долго сопротивлялся тому, чтобы подавление испанской революции вооруженной силой было возложено на Францию: Но интервенты не располагали достаточно сильным флотом, и вторжение в Испанию возможно было только со стороны Франции. Государи Священного союза оказали давление на Людовика XVIII и в конце концов заставили его подчиниться их решению.
Вскоре после закрытия Веронского конгресса французский король назначил министром иностранных дел поэта Шатобриана, ярого реакционера, глашатая военного похода на испанскую революцию. Этот последыш феодальной Франции оказался довольно ловким дипломатом.
В своих мемуарах Шатобриан пишет, что Франция, соглашаясь предпринять военный поход в Испанию, получала возможность усилить свою армию. А это открывало перспективу пересмотра французских границ, установленных в 1815 году Венским договором. «Грохот пушек на Бидассоа должен был отозваться на Рейне, сделать возможным освобождение Рейнской области из-под владычества Пруссии и вернуть ее под власть Франции». «Но мы не могли, — писал поэт-дипломат, — выбалтывать наши секреты с трибуны».
9 января 1823 года. У ворот здания кортесов теснится огромная толпа. Сегодня министры огласят перед депутатами ноты иностранных держав и ответ на них правительства Испании. Мадридцы еще до рассвета пришли сюда, оскорбленные вызывающим поведением Священного союза и полные сознания великой опасности, надвигающейся на страну.
Когда Сан-Мигель взошел на трибуну, в зале воцарилась гробовая тишина. Он огласил одну за другою ноты России, Австрии, Пруссии и Франции. Четыре державы, угрожая разрывом дипломатических отношений, требовали отмены действующей в Испании конституции и возвращения королю самодержавной власти, отнятой у него военным восстанием. Нота испанского правительства, врученная французскому послу, давала достойную отповедь интервентам:
«…Правительство никогда не сомневалось насчет того, что учреждения, принятые испанцами свободно и по доброй их воле, причинят страх многим кабинетам Европы и станут предметом обсуждения Веронского конгресса. Но, уверенное в своих принципах, опираясь на свою решимость защищать современную политическую систему и национальную независимость любой ценою, оно спокойно ожидало результатов конгресса.
…Нет, отнюдь не военный мятеж установил новый государственный порядок в 1820 году. Храбрецы, восставшие на острове Леон, были лишь орудием общественного мнения и общих упований. Нет ничего удивительного в том, что новый порядок породил недовольных. Это — неизбежное следствие всякой реформы, которая исправляет вековые злоупотребления. Во всех странах и у всех наций всегда имеются люди, не могущие примириться с господством разума и правосудия…Армия, которую французское правительство держит на Пиренеях, не может успокоить беспорядки в Испании. Опыт доказал обратное: существование кордона питает безумные планы фанатиков, уверовавших в скорое иностранное вторжение на нашу территорию.
…Помощь, которую в данный момент французское правительство должно было бы оказать испанскому, заключается в отказе от всякой помощи. Роспуска армии на Пиренеях, удаления бунтовщиков, врагов Испании, укрывшихся во Франции, — вот чего требует право, уважаемое цивилизованными народами.
…Каковы бы ни были решения французского правительства в данных обстоятельствах, испанское правительство будет спокойно следовать своим путем. Постоянная приверженность конституции 1812 года, мир с другими народами, непризнание ни за кем права вмешательства — вот девиз и правило его поведения в настоящее время и впредь».
В Мадриде в тот же день начались бурные народные демонстрации против наглого вмешательства иностранных держав во внутренние испанские дела.
Послы держав Священного союза покинули Мадрид. Надвигалась война.
Испанские либералы, несмотря на мужественный ответ интервентам, не были готовы к вооруженному отпору. Точнее говоря, они не были к нему способны.
Внутреннее положение в стране осложнялось с каждым днем. Многие крестьяне уходили в отряды контрреволюции.
Осенью 1822 года капитан-генерал Каталонии Мина наголову разбил апостолические банды в этой провинции, овладел их оплотом — Кастельфульитом — и даже захватил Сео-де-Урхель — местопребывание контрреволюционного регентства, созданного абсолютистами для управления районами, в которых они хозяйничали. Разгромленные феоты перешли границу и укрылись под крылышко Франции.
Но победа Мины была лишь местным и кратковременным успехом. С начала 1823 года вся Испания снова кишела бандами. Через несколько дней после заседания кортесов, отвергшего ультиматум иностранных держав, и сама столица едва не стала добычей феотов. Их отряды соединились на Эбро под началом Бесьера, проходимца, перекинувшегося из тайных республиканских кружков в лагерь поповской контрреволюции. Бесьер двинулся со своими людьми на Мадрид. Он дошел до Гвадалахары, что в восьми лигах от столицы.
Правительство выслало против Бесьера значительные силы во главе с О'Дали, новым капитан-генералом Мадрида. Но его отряд рассеялся после первого же выстрела.
Это было грозным предзнаменованием. Конституционная армия почти не имела ни талантливых, надежных руководителей, ни нужного снаряжения.
Пришлось отдать командование столичным гарнизоном хамелеону Лабисбалю. Лабисбаль остановил банды Бесьера у самого Мадрида, в Гаэте. Но, отогнав феотов, он не стал их преследовать и дал отступившим спокойно отойти в глубь Арагона. Видимо, этот генерал снова начинал ставить на две карты.
В конце января 1823 года на открытии французского парламента Людовик XVIII заявил о своем решении направить армию за Пиренеи «для освобождения возлюбленного нашего родственника католического короля Фердинанда VII».
В середине февраля испанское правительство сделало кортесам представление о том, что угрозы французского короля вынуждают его принять меры предосторожности, приготовиться к эвакуации столицы.
Всем стало ясно, что страна не готова к обороне. Некоторые депутаты открыто заявляли, что французам достаточно одной дивизии, чтобы дойти до Мадрида. Они жаловались на слабость армии, на недостаточное вооружение крепостей, на преступную беспечность военного министра и всего кабинета, не позаботившихся о своевременном снабжении армии ружьями, пушками и порохом.
Из наличных военных сил были сформированы две оперативные и две резервные полевые армии. Войска Каталонии с Миной во главе образовали первую оперативную армию. Бальестеросу отдали вторую армию, состоявшую из войск Сантандера, Старой Кастилии, Басконии, Наварры, Арагона и Валенсии. Первая резервная армия, включавшая войска мадридского района, отдана была под начальство Лабисбаля и, наконец, вторую резервную армию, созданную из войск Галисии, подчинили генералу Морильо.
И дислокация армий и выбор командующих были грубейшей стратегической и политической ошибкой правительства восторженных. Вторая армия растянулась поперек всего полуострова — от Валенсии до Бидассоа. Командующий лишен был возможности не только находиться в угрожаемых местах, но даже издали руководить операциями. Впоследствии, когда Бальестерос узнал, что французы перешли границу в районе Ируна, ему не оставалось ничего иного, как оттянуть войска, занимавшие приграничные провинции, и, оставив путь к Мадриду открытым, отойти к Валенсии.