Рифейские горы
Шрифт:
Она не соображала уже, что делает, когда увидела в полумраке какой-то дом с каменными ступенями, высокими и широкими. Ирида поднялась по ним, присела на самую верхнюю, привалилась спиной к одной из четырёх колонн, придерживающих темнеющую над головой крышу. Чувствуя, что зябнет, подтянула колени повыше, обхватила их руками, насколько могла; живот, огромный и твёрдый, не давал даже этого сделать, сжаться сильнее.
Вот бы исчезнуть сейчас навсегда из этого мира, просто пропасть - и всё! Чтоб не было ни боли этой проклятой, ни страха наказания при поимке, ни усталости.
– не чувствовать больше.
"И ты тоже во всём виноват!- Ирида сдавила живот локтями, будто это могло уменьшить боль,- Это т тебя всё... Ты тоже можешь только больно делать... Так же, как и он... Ненавистная порода! Ты помирать там собрался? Так давай быстрее! Или я сама тебя придавлю. Да, мне ещё хватит на это сил. Не думай... Я сумею..."
– Кто здесь?
Чувствуя, что кто-то коснулся плеча, Ирида нехотя открыла глаза, в зрачки ударил свет светильника. Зажмурилась, пряча лицо.
– Ты что здесь делаешь, милая?
Голос будто старческий, женский, удивлённый и, вроде бы, не сердитый.
– Не гоните, прошу вас... Я отдохну сейчас немножко. Можно?
– А что такое? Ну-ка, посмотри-ка на меня?- тёплая сухая ладонь коснулась подбо-родка.- Ай, ты, бедненькая!- Продолжая высвечивать гостью светильником, восклик-нула вдруг.- Матушка Создательница! Да ведь ты же рожать собралась! Да как же так? Ты что ж это, красавица? Одна совсем!.. Где муж твой? Где провожатый?
Старушка приняла её за женщину с достатком. Ей хватило для этого серебряных застёжек на плечах, золотого браслета на запястье. Пусть так, пусть! Лишь бы не прогоняла.
– Тебе нельзя здесь оставаться. Не рожать же тебе прямо на улице. Да и камень скоро остывать начнёт - замёрзнешь,- переложив светильник в другую руку, женщи-на помогла гостье подняться, осторожно повела внутрь.- Пойдём-пойдём...
Ирида покорно шла с ней, зажимая руками живот. От боли ноги подкашивались. Весь мир окружающий на этой боли замкнулся. Голова не соображала, глаза ничего не видели. Хотелось лишь одного: лечь, на бок, подтянув ноги к животу, и выть тихонечко, закусив губу, сквозь стиснутые зубы.
– Ничего, милая, из храма Матери тебя никто не прогонит... Помогут даже, чем смогут...- старушка вела её по какому-то тёмному коридору, закончившемуся комна-той с очагом. У тлеющих углей сидел старик, ему-то женщина и крикнула с непонят-ной радостью:- Вот, старый, гостью тебе веду! Чтоб не скучал...
– Больная, какая, что ли?- старик с кряхтением передвинулся в своём кресле, пыта-ясь разглядеть их получше, потянулся за палкой.- Поздновато уже для гостей.
– А ты давай, давай сюда...- женщина уложила Ириду на ложе, укрыла ветхим одеялом, повернулась к очагу.- Огонь разводи, дров туда, да побольше... Сейчас столько воды горячей понадобится...
Ничего, не бойся...- опять вернулась к Ириде,
Отошла к очагу, загрохотала посудой, устанавливая над огнём котёл с водой. Ири-да лежала с закрытыми глазами, отдыхая, наслаждаясь неожиданной короткой пере-дышкой, до ушей долетали обрывки фраз, старики о чём-то говорили между собой, Ирида поняла: о ней говорят, чуть ли не спорят.
Старик ко всему отнёсся с опаской, с осторожностью. Настаивал на том, что гос-тью нужно расспросить, вызнать адрес и вызвать родственников. Он боялся возмож-ных осложнений, новых проблем. А жена, эта старая женщина, отругала его, хотела было прогнать, но куда на ночь глядя да ещё с больными распухшими ногами?
– Чего ещё от тебя, мужика, ждать? Испугался? А когда спите, под бочок себе та-щите, - не страшно? Нам потом вот так мучиться! Рожать их, слезами и кровью об-ливаясь, а они гибнут потом! Где твои сыновья, старый, где твои Юммас, Ламсса, Тумтал? Где они все? Нету их! И где похоронены, - не знаешь!
– Ну, вот, опять старая песня,- старик вздыхал и охал. Он и не рад был, что вообще вмешался.- Всё равно, Мирна, сообщить родне нужно... Мало ли...
О том, что супруг прав, Мирна начала подумывать только к утру. Роды шли труд-но, гостья оказалась настолько слабой и уставшей, что сил разродиться ей не хвата-ло. Даже кричать не могла в полную силу лёгких. Плакала лишь и всё чаще впадала в беспамятство. Затянувшиеся роды могли кончиться смертью ребёнка, и тогда нужна была срочная операция. А как вызывать врача, когда даже не знаешь имени пациент-ки? Не знаешь, сможет ли она заплатить, а своих-то денег нет ни монетки в доме.
Ребёнок родился к обеду. Родился сам, неожиданно крупненький для такой слабо-сильной матери. Ирида, как сквозь вату, услышала его сильный пронзительный крик и только одно подумала: "Всё! Теперь уже всё!.."
Младенец заливался воплем, ей казалось, требовательным и обиженным, и по этим ноткам крика поняла, почувствовала: мальчик! Мальчишка!
Пока Мирна мыла его и пеленала, лежала без сил, хватая воздух искусанными обескровленными губами, не делая никакой попытки подняться, чтоб увидеть, не требуя показать. Будто забыла про него! Будто не ради него перенесла столько стра-даний, столько боли.
Мирна протянула младенца сама, поднесла как можно ближе, осторожно держала обеими руками.
– А мальчишечка-то, вон, какой хорошенький,- улыбнулась с радостным облегче-нием всеми морщинами на счастливом лице.- Живучий!- Святая Мать! Знала бы она, насколько. После стольких попыток неудавшихся не имел он права умереть сейчас, при родах.- Такой красавчик у мамы... Ох, мужа-то порадовала... Ну, давай-давай, держи своё сокровище.
Ирида поднялась на руках, не отрываясь глядя на новорожденного, смотрела, на-хмурясь, настороженно, с опаской и с любопытством.