Рим. Цена величия
Шрифт:
– Прошу тебя, – сказал Марк.
– Странные вы. Уверен, наша императрица будет в восторге, так что сегодня вечером вам предстоит выслушать эту песенку, исполняемую самыми прекрасными устами, а завтра она пойдет гулять по Риму, – беззабботно ответил Ганимед, спрятал листок и откланялся, оставив друзей одних.
Глядя ему вслед, Лонгин с облегчением перевел дух.
– Я догадываюсь, что Юнией движет обида и детское желание отомстить за невнимание отца, – сказал с грустью Виниций. – Она не может смириться с тем, что Силан не хотел признать Гая единоличным правителем и упрямо настаивал на исполнении
– Я бы на месте Калигулы… – со злобой произнес Кассий. – А он приблизил к себе этого проклятого спинтрия и позволяет ему являться во дворец в любое время.
Виниций улыбнулся.
– Да Авл Вителлий – лучший льстец при дворе и любимый предмет насмешек. Разве можно отказаться поиздеваться над тем, кто, точно пес, собирает объедки со стола и радостно виляет хвостом, даже когда хозяин его бьет? Их месть более изощрена, чем ты думаешь, мой друг.
Кассий Лонгин промолчал и еще больше нахмурился. Виниций это заметил и поспешил возразить:
– Надеюсь, ты не возвел свою возлюбленную на пьедестал идеала? Она хоть и красива, как богиня, но все же земная женщина. И ей не чужды проявления эгоизма и женской слабости. Впрочем, припомнив все легенды о небожительницах, можешь ли ты в чем-то укорять Клавдиллу?
Чело Кассия понемногу прояснилось, и он, к ужасу Виниция, протянул руку за еще не распечатанным свитком. Марк поспешно поднялся:
– Пора прощаться, мой друг. Ливилла ждет меня.
Кассий вздохнул:
– Что ж, помечтаю в одиночестве о своей любимой и о том дне, когда мы соединим наши души, и который, кажется, уже никогда не наступит.
И друзья расстались, даже не подозревая, что грустные слова Кассия окажутся пророческими.
Сумерки опустились на Вечный город, окутав его густым влажным туманом. Серые клочья тянулись с Альба Лонги, нагоняя тоску. В спальне Юнии шла война между ней и Хариклом. Растрепанная Агриппинилла металась меж ними, принимая сторону то одной, то другого. Клавдилла настаивала, чтобы врач разрешил ей подняться с постели, но Харикл продолжал противиться. В маленького лысого человечка летели подушки, но он упрямился и умолял императрицу успокоиться. Агриппинилла, привлеченная криками, даже не успела причесаться и теперь пыталась удержать тяжелые рыжие пряди, чтобы они не волочились по полу.
Наконец Харикл сдался, видя, что пациентка настоена решительно. Гораздо хуже, рассудил он про себя, если она будет продолжать так сильно нервничать. Агриппинилла всячески заверила его, что ни на шаг не отойдет от Юнии и будет за ней присматривать. Но едва Харикл вышел, как злость Клавдиллы обратилась против нее. Юнии даже не захотелось объяснять, что ей нужно побыть в одиночестве. Раздосадованная Агриппинилла ушла к себе, а Юния встала, накинула теплую паллу и вышла в сад.
Далеко от дворца она отходить не стала, а присела на ближайшую мраморную скамью и с наслаждением вдохнула осенние запахи цветов. Серая пелена поглотила ее, окутав, точно покрывалом, и заглушив все звуки вокруг. И Юнии на миг почудилось, что она осталась одна в этом мире. Впервые за много дней ей никто не мешал предаться своим мыслям, воспоминаниям и мечтам. Давно она не ощущала себя такой спокойной и счастливой. Ребенок легко толкнул ее, напомнив о себе. Она улыбнулась. Самая счастливая женщина Рима!
– Давно не виделись, Юния Клавдилла! – раздался рядом знакомый голос, и молодая женщина вздрогнула от испуга.
– Это ты, Макрон? Ты напугал меня.
– Извини, если нарушил твое уединение.
Юния вгляделась, и сквозь туман перед ней проступили нечеткие очертания мощной фигуры. Странно, но она не ощутила знакомого волнения. Любовь к этому человеку уже умерла в ее душе.
– Присядь рядом, – сквозь зубы процедила она, пытаясь скрыть досаду. Поистине, невозможно на Палатине остаться одной.
– Ты не рада нашей встрече, это сквозит в твоем голосе. А я научился чувствовать твое настроение.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Ты – единственная, кто пахнет так в Риме. Эти духи вместе с запахом твоей кожи кого угодно сведут с ума.
– Я не хочу вспоминать былое, – жестко произнесла Юния.
– Еще бы, – эхом откликнулся он. – Ложь никому не приятна.
Она попыталась встать, но неожиданно он потянул за край ее паллы:
– Не уходи, я не хотел обидеть тебя. Что было, то прошло. Я уже не люблю тебя.
Она резко дернула паллу из его рук и поспешила прочь, сбиваясь во тьме с мраморной дорожки. «Ну и пусть! Ну и пусть!» – металась мысль. Но слова бывшего любовника ужалили ядовитой змеей в самое сердце. Негодяй! Как он смеет говорить ей об этом! «Я уже не люблю тебя!»
– И я тоже не люблю! – выкрикнула она во тьму. – Ненавижу! Ненавижу! Я уничтожу тебя, Макрон!
И бессильно разрыдалась, опустившись прямо на сырой мрамор. Но обида постепенно выпустила ее из своих цепких лап, уступив место не ненависти, а холодному расчету. Пора убирать его с дороги! Бывшего любовника и соучастника преступления! Она и так достаточно ослабила его власть в Риме и среди преторианцев, но жалость не дала ей убить его. Теперь жалости нет, она умерла вслед за любовью! Четкий план выстроился в ее уме, и она довольно улыбнулась. Вот только родится ребенок!
Звуки музыки из дворца отвлекли ее от размышлений. О Юнона! Сколько времени она сидит на мраморной дорожке? С трудом Клавдилла поднялась, ощутив, как напиталась сыростью ее одежда. Харикл теперь пожалуется Калигуле на ее строптивость, и жди скандала! Юния тяжело вздохнула и медленно пошла ко дворцу, гадая в потемках, как ей найти дорогу к покоям Ливиллы и не попасться на глаза Хариклу. Но туман запутал ее, и она, свернув не туда, неожиданно оказалась на краю Палатинского холма, у подножия широкой лестницы, спускающейся к Большому цирку.
Необъятное море тумана раскинулось у ее ног. Туман поглотил Большой цирк, забравшись даже на Авентинский холм. Невиданное зрелище заставило замереть на месте. И она залюбовалась, позабыв, как совсем недавно дрожала от холода в сырой одежде.
Клубы тумана в самой середине неожиданно закрутились в медленной пляске, все ускоряясь и набирая обороты, и внезапно из центра выросла черная высокая фигура женщины. Скованная ужасом, Юния смотрела, не в силах сдвинуться с места. Фигура потянулась к Юнии зыбкой рукой, но вдруг низринулась вниз, в самую гущу мрака. И Клавдилла потеряла сознание.