Рим. Цена величия
Шрифт:
И, сопровождаемый музыкой, ее император вступил в спальню. Клавдилла с запозданием оглянулась на Кассия, но его уже не было. Слава богам, что он ускользнул, терзаемый завистью! Теперь она могла признаться себе, что эта слабая искра ее влюбленности угасла без следа, поглощенная пламенем вечной любви.
Калигула обнял свою возлюбленную.
– Тебе понравилось? – тихо спросил он, целуя ее в губы.
Она с восторгом смотрела на него.
– Я так люблю тебя!
Он откинулся на подушки рядом и, сделав недовольное лицо, сказал:
– Сколько воды у тебя в спальне, наверное, забыли закрыть комплювий. Крикнуть рабам, чтобы прибрали здесь?
Юния тихо рассмеялась:
– Нет.
Обнявшись, они задремали. Но, погружаясь в сон, Юния приоткрыла один глаз, осматривая осыпавшие ее сокровища, и вдруг подумала: «А сколько же теперь денег осталось в казне после безумства Калигулы?»
Ошеломленный Кассий стоял около фонтана в перистиле, обхватив руками голову. Не само невиданное зрелище золотого дождя поразило его, а то, с каким презрением отбросила прочь его подарок Юния. Как он мог поверить в то, что она любит его? Он видел, ускользая из кубикулы и едва не столкнувшись с Калигулой, какими любящими глазами она смотрела на мужа. Почему он не поверил истории об их вечной любви, которую воспевают теперь в торжественных гимнах? Он сам, признавшись Клавдилле в любви во время грозы, зажег в ней вспышку влюбленности, которую тут же погасил хлынувший золотой дождь. Зачем он не послушал увещеваний Виниция? Зачем осмелился на признание той, кто попирает чувства других? О Венера! Ты сыграла жестокую шутку, позволив Амуру пробить стрелой безответной любви сердце слабого смертного! Как жить теперь без надежды?
Он устало опустился на скамью, только сейчас заметив, что сжимает в руках букет.
– Кассий! – пропел знакомый голос из-за цветущих кустов, обрамляющих перистиль, и к фонтану вышла Друзилла. – О, Киприда! Цветы! Мне? Приятно, что супруг не забыл обо мне в твой праздник!
Она бесцеремонно выхватила букет из его вялых рук.
– Надо же, золотые бусинки!
На мраморный пол посыпались белые изогнутые лепестки, Друзилла собирала бусинки в ладонь.
– Из них получится красивое ожерелье!
Кассий кинул на нее косой взгляд через смарагд, пряча смущение за его блеском.
– Что ты здесь делаешь?
– А ты? – ответила она вопросом на вопрос. – Впрочем, можешь не отвечать. Я догадалась.
– Ни о чем ты не догадалась, – со злостью сказал он.
Она сделала вид, что не услышала.
– А я ночевала у брата во дворце. Здесь веселей, чем коротать ночи в одиночестве на пустом супружеском ложе. Тебе ведь известно, что Харикл запретил Клавдилле подниматься, опасаясь преждевременных родов, поэтому она перенесла часть римских увеселений во дворец. Здесь каждый вечер устраиваются театральные представления и даже гладиаторские схватки. А вчера было состязание певцов и чтение любовных стихов. Их устроила Энния Невия, так же позабытая своим мужем, как и я.
– Это мне неинтересно, – досадливо отмахнулся Лонгин.
– Странно, – пожала плечами Друзилла. – Кажется, тебя считают душой компании.
– Мне все равно, кем меня считают, – вспылил Кассий. – Я вчера еще получил разрешение императора отправиться на свою должность в Азию. После рождения наследника я уезжаю незамедлительно. В твоей воле последовать за мной или остаться в Риме.
Друзилла хитро прищурилась.
– Думаю, я отправлюсь с тобой, любимый муж, – солгала она, желая его позлить.
От удивления Кассий едва не проглотил язык. И, не в силах выносить издевки жены, быстро поднялся и вышел, даже позабыв попрощаться. Друзилла злобно смотрела ему вслед, сузив свои темные глаза.
– Отвадила курочка петушка. Думал, эта Мегера и вправду влюбилась в него. Так и надо тебе, неверный! Едва падет ее голова, наступит и твое время, драгоценный супруг! Я попрошу палача положить твое тело на Гемонии рядом с ней. Может, в Тартаре она будет более благосклонна к тебе.
Женщина задумчиво посмотрела на блестящие бусины в своей ладони и, размахнувшись, кинула их в фонтан.
– Не нужна мне твоя жалкая подачка! Сегодня вся империя падет к моим ногам!
Калигула разбудил Юнию уже на закате:
– Пора просыпаться, моя Даная! Скоро дадут знак к началу пиршества. Думаю, первые гости уже прибыли.
Клавдилла сладко потянулась:
– Какое блаженство – спать в твоих объятиях, любимый.
– Стон несколько раз срывался с твоих губ. Тебе снилось что-то тревожное?
Юния пожала плечами, пытаясь приподнять завесу памяти.
– Море тумана и черная женщина, – вдруг отрешенно прошептала она едва слышно.
– Что ты сказала? – удивленно спросил Калигула.
Клавдилла вздрогнула.
– Ничего. Я молчала, – ответила она.
– Нет, ты что-то говорила.
– Не помню. Может, тебе показалось. Мне ничего не снилось. Рабыни уже приготовили мой наряд? Надеюсь, он скроет этот огромный живот, – с досадой сказала она, глядясь в полированное зеркало. – Помоги мне подняться. Харикл в виде исключения разрешил мне присутствовать на празднике. Иначе мы никогда б не разместили такое количество гостей в моей спальне.
Калигула улыбнулся и, придерживая супругу за плечи, помог ей встать с ложа. Сам склонился на колени и надел на маленькие ножки сандалии.
– Само совершенство, – прошептал он, с любовью целуя изящные пальчики. – Дозволишь надеть на тебя украшения?
Ласково улыбаясь, она кивнула. Но, глядя в ее сияющие любовью глаза, Гай сразу позабыл обо всем, и Юнии пришлось поспешно задернуть занавес, чтобы уберечься от любопытных взглядов рабынь, раскладывающих их одежды. И, презрев все запреты, они занялись любовью среди сверкающего великолепия капель драгоценного дождя, усыпавших супружеское ложе.
Гости, облаченные в белые синфесисы и цветочные венки, ожидали императора с супругой. Такого роскошного пиршества никто не предполагал. Ароматы различных блюд, изобильно раставленных на огромных столах, щекотали ноздри римским лакомкам, рабы распечатывали огромные амфоры с драгоценными винами и переливали в кувшины. Рабыни уже омыли руки гостям, надушив каждого изысканными духами. Едва приглашенный занимал подобающее ему ложе, как с открытой крыши триклиния спускались подарки: корзиночки со сладостями, цветы, флаконы с духами. Сестрам императора достались золотые браслеты. Они с мужьями занимали ложа по левую руку императора. Макрон с Эннией возлежали по правую. Калигула будто позабыл, что префект претория в опале, чему Макрон очень дивился, но гордо расправлял грудь. Чуть ниже его разместился Марк Юний Силан – тесть императора, также безмерно удивленный такой милостью. Рядом с ним был его воспитанник Тиберий Гемелл, по обыкновению грызущий ногти. На него старались не обращать внимания. Даже Домицию Агенобарбу нашлось место, хотя и совсем не почетное. Его, молчаливого и хмурого, оглядывали кто с тайной радостью, кто с немой жалостью, но обратиться к нему не решались. Он сильно изменился: огромный, отекший, с непомерно раздутым животом и ногами, похожими на столбы. Лицо совсем заплыло, и из-под рыжей бороды, которую он не брил по обычаю своего рода, на шею свисал третий подбородок. Агриппинилла подчеркнуто не обращала на него внимания, но всем было заметно, что она часто кидает на него исподлобья недоуменные взгляды.