Римаут. Ледяной ключ
Шрифт:
— Где ключ? — выдохнул ему в лицо, кажется, сам огонь. У человека не могло быть настолько страшного, пронизанного мукой, но одновременно повелевающего голоса. — Где ключ от этажей дома?
— У меня… Ничего… Кто ты?.. — прошептал Павел.
— Смерть! — ответ прозвучал приговором. Пылающий человек обнял его, прижал к себе. Мгновенно вспыхнула одежда, само тело воском начало плавиться в жутких объятиях. Павел уже не мог кричать — раскаленный воздух давно сжег его горло, испарил глаза. Оба силуэта слились в один, факелом стоявший посреди спальни.
Сожженный неведомым гостем человек уже не видел ничего: ни как падает с постели его жена, закрывая глаза руками, истошно крича что-то и стараясь отползти в сторону, укрыться, спрятаться хоть где-нибудь от этого зрелища. Ни как в спальню вбежала Агата, заслоняясь рукой от нестерпимого жара. Виктор не рискнул зайти, он стоял в дверях и кричал. Только что спавший мирным сном дом переполнен болью, огнем и звуками. От всего этого может лопнуть голова, что и происходит с останками Павла — череп с сухим треском взорвался, из него поднялись клубы пламени и черного сального дыма, как от горящей бочки бензина.
Вы когда-нибудь видели снег? Не те смешные снежинки, что иной раз кружатся над Римаутом под Рождество, делая праздник по-настоящему зимним, а настоящие, никогда не тающие льдины, занесенные белыми сугробами поля, промерзшие насквозь горы?
Вряд ли. А я вот видел. И не просто видел — я жил среди всего этого холодного несчастья долгие годы. Почему-то в этом городке меня считали моряком, это не так. Я работал за полярным кругом, было дело, но никак не был связан с морем. Если кому-то интересно, я был охотником. Там, в Канаде, все по-другому — и траппер до сих пор фигура уважаемая и хорошо оплачиваемая, если конечно действовать в рамках лицензий и разрешений от департамента.
Я слишком много пил? Вот с этим и спорить не стану. Алкоголь прямо-таки создан для меня, а я — для него. Но повторять этот путь не то, что не советую, предостерегаю. Будь это дорогущий американский бурбон или самодельная брага в старом алюминиевом баке — смысл-то один. Вас это разрушит. Сперва начнет обкусывать по краям, как намокший кубик сахара, потом вгрызется глубже, а затем хрустнет вами, сожрет, как и ни было.
Забавная кличка — Маркас. Конечно, с рождения меня звали не так, это уже после всего, что случилось там, на севере, я сделал ее фамилией. Настоящая вам, да и Интерполу ни к чему. Сложно осудить и так мертвого человека, я знаю, но привычка прятаться и менять страны осталась даже здесь, за порогом.
Джонни был моим другом. У нас мало друзей — месяцы в одиночестве, когда рядом только ружье и рюкзак, не способствуют отношениям с людьми. Я и не женился поэтому. Сперва копил деньги, надеясь вернуться в родную Португалию с пачками купюр величиной в небоскреб, потом привык к своей жизни. И своему одиночеству.
Так вот, Джонни… Иногда мы шли вдвоем и мыли золотишко. Разумеется, не ставя в известность канцелярию премьер-министра и лично Ее Величество. Тихо работали на себя, благо здесь таким одиночкам, как мы работы на несколько тысяч лет вперед. Не Клондайк, но речки попадаются крайне любопытные. А в них песок. А в песке — да, оно… Проклятый металл. И в тот раз мы пошли вместе, и надо же такому случиться: богатейшее место. Лоток с ситом, по колено в воду — и мой, пока не поймешь, что ног ты не чувствуешь, а спина отказывается разгибаться.
Отдохнул, хлебнул из горлышка подкрепляющего, и дальше.
Джонни нашел самородок. Само по себе не редкость, хотя в речном песке они маленькие. Но он нашел большой. На меня как затмение накатило — стою я на берегу, а он повернулся, поднял этот блестящий комок над головой и орет. А ведь и так пара килограммов уже была намыта, даже пополам — приличные деньги. Особенно для таких бродяг как мы.
Надоел он мне за два месяца. Совсем надоел, как моя жизнь.
Я выстрелил. Медведи же вокруг, заряженное ружье — это как в нынешние времена телефон в кармане — без него себя голым чувствуешь. Выстрелил и попал Джонни в голову, три десятка шагов, чего там было попадать. Разнес его орущую башку в клочья, как в кино показывают. Крупный калибр, само собой, не шутки же.
А на меня тогда Дублон кинулся, собака Джонни. Я ствол вниз и его — туда же. К собачьим богам по частям. Мерзкая шавка, и хозяина-то не слушал, а уж меня и подавно. Я до того к псинам спокойно относился, а после возненавидел. Вот и сюда приехал, занялся вопросом. Слишком их много бегало, а у меня времени свободного — круглые сутки. Но Уми — это не я украл. Вот тут поклеп чистой воды, не было у меня такой возможности, очень уж следил за ним сосед-придурок. Надо же — кукольник! Тьфу.
Золото досталось мне одному, а звали меня по документам с тех пор и до смерти Маркасом. Фамилия как фамилия, даже на мою родную чем-то издалека похожа.
С тех пор и бегал по всему миру, боялся, прятался и много пил. Слишком много, если меня смог подловить этот… хозяин. Раньше я бы ему голову свернул быстрее, чем он чирикнет, а тут вот не успел. Всегда боялся умереть в снегу, никому не нужный, или от медвежьих когтей — ну, какая жизнь, такие и страхи. А помер с пробитой башкой, облитый бензином в собственном доме в этих спокойных краях. Бывает.
После смерти я стал сам для себя проклятьем. Я же все время горю, все время, и не могу сгореть до конца. Призрак вечной муки, хозяин так и говорит. И смеется — противно так, был бы живым, я б ему зубы в глотку засунул. Но пока он главный, у меня шансов нет. И не боюсь я ничего, вон даже из могилы выбрался самостоятельно, хоть и по приказу хозяина. Не понятно только, на кой черт, я и так мог бы являться куда он скажет. И жечь, жечь все вокруг, чтоб вам бесы пятки в аду грызли!
Вот и сейчас этого пижона спалить мне только за счастье. Мне он никто, и звать его никак. А приказ штука такая, захочешь не исполнить, не выйдет. Волшебство что какое? Так я в него не верю. Я вообще никогда ни во что не верил, кроме самого себя, да и сейчас не собираюсь начинать.
Как полыхает-то славно! Обнять его покрепче и чувствовать, как мой вечный костерок получил свежие дрова. Вот и отлично.
Оттолкнув Вика, в комнату влетел агент Лири, но и у него не было никаких шансов помочь догорающему мертвецу в объятиях совсем уж жуткого существа. Агата тащила мать за руку, прочь отсюда, куда угодно прочь. Лири бросился на помощь, толкнул Виктора, лишь бы тот не мешался. Вдвоем с девушкой специальный агент вытащили из спальни Марию. Все четверо побежали вниз, не рассуждая, что делать дальше. Просто в ужасе.