Риск-рефлексии в практиках конфликтных взаимодействий. Коллективная монография

Коллектив авторов

Наиболее существенными угрозами для них опрошенные считают экологические бедствия – 55,1 %, ухудшение, утрату здоровья – 50,4 %, угрозу войны – 25 %; потерю работы, безработицу – 24,3 %; потерю собственности и сбережений – 17,7 %, стресс, одиночество, ощущение, что жизнь зашла в тупик – 17,7 %, дискриминацию по признаку пола, возраста, национальности, за религиозные, политические убеждения – 12,8 %.

Большинство опрошенных (44,1 %) считают, что при возникновении угрозы власти стараются ее «замалчивать», 13,5 % ответили, что власти «перекладывают ответственность на население» и только 27,2 % опрошенных отметили, что «власти берут ответственность на себя». В случае наиболее вероятной и опасной угрозы респонденты готовы предпринять следующие действия: обсуждение с родными и знакомыми – 73,5 %; организация друзей и знакомых 35,9 %; обращение к властям 32 %; обращение к средствам массовой информации – 25,2 %. Такая оценка отношения властей к

угрозам объясняет выявленную структуру возможных действий опрошенных в случае вероятной и опасной угрозы. Две трети опрошенных для предотвращения и смягчения последствий угрозы намерены обсуждать ситуацию с родными и знакомыми и только одна треть постарается обратить на угрозу внимание властей и СМИ. В ситуации возможного риска (ущерба) большинство (40 %) опрошенных намерены активно протестовать, 15,1 % надеются, что риск «рассосется сам собой», 14,5 % готовы смириться с последствиями риска, так как не верят в возможность его минимизации, 9,5 % опрошенных собираются при существенных рисках для себя уехать из страны.

В ситуации возможной угрозы своей безопасности 93,8 % опрошенных надеются на себя и своих близких, 48,1 % – на общественные объединения, 46,4 % – на Президента России; 45,3 % – на государственные органы и ведомства; 41,5 % – на средства массовой информации; 29,9 % – на международные организации; 22,7 % – на частные компании, специализирующиеся на вопросах безопасности. Это обусловлено недостаточным уровнем доверия большинству институтов: доверяющие преобладают над недоверяющими только по отношению к Президенту России и полиции.

Эти данные позволяют, соответствии с моделью «двойной заинтересованности» К. Томаса – Р. Килманна [28] расположить в системе координат восприятия рисков в зависимости от ориентации на собственные интересы или на интересы солидарности «жертв рисков» стратегии избегания, приспособления, сотрудничества, доминирования и компромисса. В конфликтологической литературе характеристики этих стратегий описаны достаточно подробно, однако нуждаются в новых «рискологических» измерениях, позволяющих вывести их проблематику на анализ, в том числе конфликтологических репрезентаций восприятия рисков.

28

Thomas K. W., Kilmann R. H. Developing a forced-choice measure of conflict-handling behavior: The “mode” instrument // Educational and Psychological Measurement. 1977. Vol. 37, Iss. 2.

Особого внимания заслуживает в ситуации риска использование тактики доминирования производителей над потребителями. Аналитики конфликтных взаимодействий справедливо указывают, что доминирование имеет тенденцию редуцировать все конфликты к двум вариантам – «либо ты против меня, либо со мной», что ограничивает роль субъекта конфликта победой либо поражением. Наиболее часто используемая доминирующая тактика – это угроза, которая должна соответствовать двум критериям. Во-первых, источник угрозы должен контролировать результат. Во-вторых, получатель должен воспринимать угрозу как негативную [29] .

29

Hocker J., Wilmot W. Interpersonal conflict. New York: «McGraw-Hill Education», 2017.

При этом важно, что доминирование может принимать формы [30] :

– обольщения жертвы риска с помощью восхваления ее достоинств. При этом важно, что если потребитель риска отдает себе отчет в том, что стремление произвести впечатление (например, действия власти при организации вакцинирования) связано с заботой о собственной выгоде, то любое проявление «обольстительного» поведения будет расценено как манипуляция;

– обольщения жертвы риска с помощью создания впечатления о взаимном сходстве;

30

Рубин Дж., Пруйт Д., Ким Хе Сунг. Социальный конфликт, эскалация, тупик, разрешение. СПб.: «Прайм-Еврознак», 2003.

– обольщения жертвы риска с помощью оказания услуг;

– тактика «взъерошивания перьев» (сбить с толку, привести в смятение, ослабить упорство), направленная на усыпление подозрений жертвы риска поступками, якобы направленными ей на пользу, либо путем создания у нее чувства безответственности и некомпетентности. Эта тактика успешна, когда сбитые с толку потребители опасностей вторая сторона не

подозревают о том, что их в состояние смятения привели специально;

– тактика скрытых укоров, когда под видом безобидных замечаний о реальных фактах добиться угрызений совести;

– убедительная аргументация, склонение жертвы риска к снижению своих притязаний с помощью логических доводов;

– угрозы нанести вред;

– нерушимые обязательства, когда угрозы строятся по принципу «если… то», (власть заявляет о том, что будет вести себя определенным образом, а потребителям риска необходимо к этому приспособиться).

Кроме того, нам представляется, что от исследовательского взгляда ускользают некоторые важные особенности типов культур, социальных и культурных паттернов, систем ценностей, которые определяют особенности конфликтного поведения, обусловленные спецификой восприятия рисков, ибо «конфликты – это сложное явление, включающее множество спорных вопросов и сторон, и каждая сторона вовлечена одновременно также во множество конфликтов…. При этом следует отбирать конкретные вопросы и стороны, чтобы свести любое противостояние на нет. Это та проблема, от решения которой зависит: или будет примирение, или война до победного конца» [31] .

31

Крисберг Л. Миросозидание, миросохранение и разрешение конфликтов // Социс. 1990, № 11.

Напомним, что М. Дуглас и А. Вилдавски [32] выделяли четыре идеальных типа культуры четыре идеальных типа культуры восприятия рисков: индивидуалистический, фаталистический, иерархический и эгалитаристский (сектантский). В их основе их лежат отличия временных перспектив восприятия риска, его приемлемости, избегание, принятие риска как данности или возможности, социальное одобрение, поощрение, запрещение или наказание за личный риск в пользу общности /ради личной выгоды.

32

Douglas M., Wildavsky A. Risk and Culture: An Essay on the Selection of Technological and Environmental Dangers. Berkeley and Los Angeles: «Univ. of California Press», 1982.

Настоящей концептуальной находкой в рассмотрении предикторов выбора стратегии поведения в конфликте, предметом которого являются разногласия в восприятии рисков, стали предложенные М. Хаммером (M. Hammer) измерения – как стороны решают разногласия и какие эмоции переживают [33] . При этом негативные и дуалистические элементы играют совершенно положительную роль в этой более всеобъемлющей картине, несмотря на разрушение, которое они могут оказать на конкретные отношения [34] .

33

Hammer M. R. Solving Problems and Resolving Conflict Using the Intercultural Conflict Style Model and Inventory // Contemporary Leadership and Intercultural Competence. Thousand Oaks: «Sage», 2009.

34

Simmel G. Conflict and the Web of Group-Afifliations. New York: «The Free Press», 2010.

Если под конфликтом, вслед за Л. Козером, понимать борьбу по поводу ценностей или притязаний на дефицитный статус, власть или ресурсы, в которых каждая из сторон стремится нейтрализовать, нанести ущерб или устранить соперника [35] , то мы полагаем необходимость выделения «подпространства риска».

Оно, по нашему мнению, представляет собой асимметричную структуру производства, воспроизводства, ранжирования и распределения угроз и рисков, функционирующую «одновременно как инструменты и цели борьбы в различных полях» [36] . В этом методологическом контексте конфликт можно понимать и как в борьбу за обладание правом распределения ограниченных ресурсов минимизации рисков и угроз.

35

Coser L. The Functions of Social Conflict. New York: «The Free Press», 1956.

36

Бурдье П. Социология политики. М.: «SocioLogos», 1993.