Рисса
Шрифт:
4. Двое в лесу
Еще стояла теплая сентябрьская погода. Алые листья певуче позванивали, отрываясь от ветвей, и грустно кружились в своем полете — первом и последнем в жизни. Прошло не более пяти ночей после переселения, а подземный городок уже был глубок и обширен. В гнездовых помещениях —
И вот из-за этой своей чистоплотности и любви к порядку Бес уже в норе перенес некоторые неприятности, доставившие ему досаду и новые заботы.
Это случилось так: однажды утром, точнее — перед рассветом, возле барсучьего городка появилась лисица. Рыжая молодая самка покрутилась вокруг свежих, глубоких и добротных нор, понюхала входы в подземный городок, осторожно, опасаясь встречи с хозяевами.
Ей очень понравился этот теплый солнечный склон, глубокие норы в песчаном грунте. Но у жилья уже были владельцы. Можно, конечно, открыть и свою нору, здесь же, неподалеку, под этим же холмом. Барсуки — мирные животные, они ничего не имели бы против, лисица это знала. Но тогда пришлось бы копать, выгребать грунт, трудиться. Очень хотелось занять чужую, уже готовую нору, — а здесь было бы так удобно прятаться от гончих собак…
Как же ей надо было поступить? Что придумать? Ведь барсук намного крупней и сильней лисицы. Звери, живя в диком лесу, хорошо знают привычки, особенности, повадки своих соседей. И в этом случае лисица решила воспользоваться чистоплотностью барсучьей семьи.
Зная, что кормятся они ночью, два дня с самого рассвета она таилась около двух выходов на солнечном склоне, выжидая, когда барсуки удалятся на безопасное для нее расстояние.
Тихим пасмурным днем, улучив момент, когда Бес с семьей отдыхал где-то в глубине своего городка, лисица осторожно проникла в один из верхних отнорков. Она опасалась силы и крепких зубов барсука. Застань ее Бес в норе, ей бы не поздоровилось. Но он ее не застал.
Углубившись в нору шагов на пятнадцать, рыжая нагадила. Пробравшись в соседний смежный ход, она продолжила свое пакостное дело. В двух туннелях было нагажено.
Когда в вечерние сумерки старый Бес повел семью на кормежку, то удивленно остановился, обнаружив чужой неприятный дух. Он фыркнул, попятился и на этот раз вывел семью через другой ход. Барсуки кормились, гуляли, наслаждаясь тишиной и чистотой сумерек, а Беса не покидало противное чувство присутствия чужого, грязного и неприятного соседа — лисицы.
Едва возвратившись в свое подземелье, старый барсук замуровал, отделил от остальной норы эти два хода, завалив их грунтом сразу же перед местом, где «отметилась» нахальная гостья. Так что два туннеля остались в ее распоряжении.
Другое дело барсук. Никто из его семьи никогда не оправлялся нигде, кроме «уборной», устроенной на поверхности, в стороне от жилища.
Некоторое время Бес терпел поселившуюся рядом нахалку. Хотя постоянно она не жила здесь, но появлялась часто. И вскоре, когда она замусорила склон холма остатками добычи, разными объедками, он не выдержал. Замуровал еще один выход на тот же склон, куда выходили норы, ставшие теперь уже лисьими. Но на глаза Бесу она так и не попалась ни разу. Была осторожна.
Барсук пожертвовал еще одним ходом, но видеть эту грязь не пожелал. Теперь все его норы выходили на другие склоны холма, тоже солнечные, но в более раннее время дня.
Теплая погода все еще не хотела отступать. За весь сентябрь было мало дождей, и ветры пролетали теплые и легкие. Барсуки еще сладко дневали в своем городке, а на лес уже опускались вкрадчивые сумерки…
В тот же час в нескольких километрах от спящей семьи старого Беса в лесной избушке было тепло и уютно, пылал очаг. Керосиновая лампа желтым дрожащим пламенем озаряла временное лесное пристанище охотников, а на этот раз — браконьеров…
Оба молча хлебали чай. Водки не было. Допили еще у норы, во время «охоты».
— Где ж твоя жареная барсучатина? — ехидно спросил младший. — Один хлеб жрем!
— Хлеб тоже еда. Не гавкай! Барсучатинки захотел! Да кабы не я, ты бы и знать не знал про эту нору! Да и как брать их…
— Уж взяли… Поди ж ты…
— Кабы не помешали нам, взяли бы. И теперь обязательно возьмем.
— Как так?
— А вот так. Выждем и возьмем. Не век же там эти… Караулить будут.
— Это точно, не век, — ухмыльнулся младший. — А долго ждать-то?
— Время у нас есть. Поохотимся пока здесь на боровую. Сетки поставим. Надо и сигов подвялить.
— Тебе хорошо, ты в отпуске. А мне-то как? На работу ведь надо!
— Прогуляешь недельку. Пожалуй, уж не впервой. Не юноша ведь! Напишешь заявление задним числом: теща, мол, заболела, ухаживал, значит.
— Ну, ты даешь! Да померла б хоть она, мне-то что! Да и не прогуливал я еще на этой работе. Здесь два года работаю и еще ни разу…
— Напишешь заявление, дурак! Чего тебе теща! На работу снова и примут. Ты ведь сварщик, а не директор. Тебя ни в коем случае не выгонят. Кто ж тогда варить-то будет?
— Да ладно тебе о работе… Все настроение испортил.
— Не я испортил, а эти… Охрана живой природы. Как будто без них она не обойдется! Природа-то. Вон какие леса! Держат всяких прихлебателей, чтоб зарплату зазря платить. А они, гады, людям жить не дают. В общем, плевать на них! Лес я не хуже их знаю, а получше. Перетерпим. И дело тут не в барсучатине. Дело на принцип пошло. И лося он у меня из петли вытащил. Он-то не знает, что это мой лось, что я петлю ставил, а я знаю, кто мне напакостил! Да и рысь однажды из-за него чуть не загрызла…