Рисса
Шрифт:
— Не каркай! — прошипел старший.
Они снова вслушивались, озираясь. Страх противным сосущим холодком подкрадывался, возникая в горле, под ложечкой…
— Вась! Может, уйдем, а?
— Нет, малыш! Если уйдем, грош нам цена! Тащи дрова!
…Старый Бес, мать-барсучиха, детеныши — все тревожно вслушивались в гулкие человеческие шаги. Чуткие барсуки слышали, как подрагивала земля под шагами людей.
Людям казалось, что они ступают мягко, едва слышно, а здесь, в норе, под землей, раздавался тяжелый топот.
— Погоди! — прошептал Васька. — Там, за рощей, кто-то
Теперь уже оба отчетливо слышали чьи-то торопливые шаги. Хворост был сложен у норы, но поджечь его не успели.
— Вот гады, — прошептал Васька, — сматываемся!
— Стой! — словно стеганул их по ушам резкий окрик. — Стой, буду стрелять! — Это кричал егерь. Старший узнал его голос. Но окрик не остановил их, а только прибавил страху и прыти. Оба знали, что егерь с кем-то вдвоем бежит, что он не видел их, а только слышал, как убегали. Да и стрелять не будет наверняка. Только пугает. Это-то понятно. Они ведь еще и не сбраконьерничали, только готовились пока. И сбежали. Он со зла их и пуганул…
Стремительно перемахивая через ямы и бурелом, оба мчались, но погоня слышна была где-то рядом.
— Быстро сюда! — крикнул Васька и почти кубарем скатился к воде.
Там, на озере, носом к берегу стояла лодка, которой они пользовались эти дни. Лодку быстро столкнули и торопливо стали отгребать от берега — каждый на весле.
На лес уже наползала полоса сумерек. Когда преследователи выскочили на берег, лодка была уже метрах в двадцати — вплавь не догонишь!
— Стой, буду стрелять! — снова крикнул егерь, но это не возымело никакого эффекта. Беглецы гребли. На головы их были накинуты капюшоны штормовок, и в наплывающих сумерках разглядеть их лица на расстоянии было невозможно. Да это все равно не помогло бы: и егерь, и Макаров понимали, что люди эти вряд ли знакомы им в лицо. В общем, упустили браконьеров. Немного посидели на берегу.
— Сбежали бандиты, — вздохнул Макаров, — а ты что это, Саш, стрелять-то грозился?
— Думал, испугаются.
— А мне показалось, сгоряча палить собираешься.
— Ну что ты, Петрович! Я ведь в своем уме. Они же только мелкие нарушители. Если б они в нас стреляли, тогда другое дело. А так… Чего тут поделаешь? Ничего. Упустили мы их.
— Зато барсуков спасли.
— Пока спасли, Петрович. Вишь, какие эти гады упорные, сколько выжидали?! Вишь, как им наш старый Бес понадобился! Так что могут сюда еще наладиться, снова.
— Ну что ж, Саш, тут тебе и карты в руки. Плохо, что собак нет твоих.
— Конечно, собаки были б, то им бы сбежать не удалось… Да и твои, Петрович, обе лайки еще лучше моих. Злые, здоровенные.
— Да…
…Старый Бес тревожился. Приход людей испугал его, переполошил всю семью. И хотя зловещего духа гари не было, Бес и мать-барсучиха заметили, что люди топали вокруг норы так же торопливо и много, как и тогда, перед началом того страшного удушья, которое не забыть никому из них до конца жизни.
Барсук не выводил семью до глубокой ночи. Давно уже пора было на кормежку, все были голодны, но Бес все еще не решался вывести семейство из норы. Он знал, что люди — враги и они, как и другие враги, как волки, могут сидеть у норы, поджидая в засаде его барсучат и его самого с матерью-барсучихой.
Наконец, уже после полуночи, он решился. Осторожно высунул из норы нос, покрутил черной влажной мочкой, словно ощупывая воздух… Очень долго слушал тьму. Потом удалился обратно, прошел по другому туннелю и снова высунул нос, но уже в другом месте бугра. После тщательного наблюдения за ближайшим кустарником барсук еще чуть выдернулся из норы и снова долго вслушивался и внюхивался в ночную мглу. Только убедившись в безопасности, вывел малышей из норы.
Сегодня кормились неподалеку, очень тихо. Играть было запрещено, да и сами барсучата тоже еще не очень оправились от того испуга, который принесли им тяжелые шаги над головами.
Мать кормилась мало, больше вслушиваясь в ночной лес, охраняла семью. Бес совсем не кормился. На этот раз ему было не до еды. из-за тревоги, из-за острого беспокойства есть совсем не хотелось. Он наблюдал за малышами, и его внимание все больше привлекал Фырка.
После того своего исчезновения барсучонок сильно изменился. Он стал намного осторожнее, кормился теперь ближе к норе, чем остальные, внимательно следил за отцом и матерью, стараясь все делать как они. Он почти перестал резвиться и возиться с братьями и сестричкой. Бес все это замечал и понял, что малыш за несколько дней и ночей своего отсутствия быстро и заметно повзрослел…
Ночь стояла тихая и лунная. Барсучата деловито рылись в земле — все на одном склоне, почти рядом друг с другом, их живые подвижные спинки казались Бесу желтыми и светящимися под яркими лунными лучами. Барсук понимал, что это только кажется…
11. Схватка
Несколько дней и ночей для семейства Беса прошло спокойно, в обычном мирном жизненном ритме. К концу сентября по ночам начинало все сильней подмораживать. Мех у барсуков сгустился и окреп, уже готовый к зиме, но сами они еще не собирались укладываться, а только готовились к долгому сну. Углубляли и улучшали жилище, много ели, хотя жир уже был нагулян за лето. Не только родители, но даже малыши запаслись на зиму толстым слоем жира, особенно на спине и задке.
Но в одну из ночей, пасмурную, ветреную, незадолго до позднего осеннего рассвета, старый Бес проснулся от непривычного тревожного шума. Кто-то лез в нору, именно лез, продвигаясь по туннелю. Бес мгновенно сообразил, что это не барсук, а кто-то совсем чужой.
Семья была в опасности, и отважный Бес кинулся навстречу неизвестной угрозе. Через несколько мгновений они встретились нос к носу в десятке барсучьих шагов от входа в нору. Теперь уже было ясно, что это враг. Свирепый, сильный, бесстрашный. Он оскалил пасть, чтобы через миг броситься на добычу. Бес за свою долгую жизнь только раз видел такого зверя. Видел издалека, да и то когда-то в молодости. Это была росомаха…