Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу

Гофман Ирвинг

В данной работе я намерен исследовать некоторые из возможных смыслов, посредством которых человек в нашем урбанизированном и секуляризированном мире наделяется своеобразным сакральным статусом, который находит выражение и утверждение через символические акты. Будет предпринята попытка построить концептуальный каркас, расширяя и видоизменяя некоторые общеизвестные антропологические понятия. Цель этого построения — обоснование двух понятий, которые я считаю центральными для исследований в данной области: почтительность и умение вести себя. Посредством такой переформулировки я попытаюсь показать, что вариант дюркгеймовской социальной психологии может быть эффективным в современной трактовке.

Данные для этой работы в основном получены в ходе непродолжительного целенаправленного наблюдения за психически больными в современной исследовательской клинике [41] . Эти данные я использую по тем соображениям, что приличия разумнее всего изучать, находясь среди людей, изолированных вследствие очевидной неспособности придерживаться этих приличий. Нарушение ими приличий ограничено стенами больничного отделения, но нарушаемые

правила — довольно общие, что позволяет нам выйти в нашем исследовании за пределы отделения и обратиться к англо-американскому обществу в целом.

41

Отделение А формально было отведено для фармакологических исследований. В нем содержались двое контрольных испытуемых — нормальные девятнадцатилетние юноши, уклоняющиеся от воинской службы вследствие своей принадлежности к секте меннонитов; две женщины в возрасте около пятидесяти лет, страдавшие гипертонией, а также две женщины в возрасте за тридцать с диагнозом шизофрения в удовлетворительной стадии ремиссии. В течение двух месяцев автор принимал участие в жизни отделения в официальном статусе нормального контрольного испытуемого, ведя жизнь пациента на протяжении дня, а иногда и ночуя в комнате, предназначенной для больного. Отделение Б было отведено для исследования девушек, страдавших шизофренией, и их так называемых шизофреногенных матерей: семнадцатилетняя Бетти и ее мать миссис Баум; пятнадцатилетняя Грейс и тринадцатилетняя Мери, чьи матери посещали палату почти каждый день. Автор проводил несколько дней в неделю в отделении Б в качестве штатного социолога. В известных пределах отделение А может рассматриваться как обычная нормальная выборка, а отделение Б — как выборка психически больных пациентов с известными нарушениями. Следует пояснить, что данные рассматриваются лишь в одном определенном аспекте и что каждому описанному событию может быть дана дополнительная интерпретация, например психоаналитическая.

Я благодарен администраторам отделений доктору Сеймуру Перлину и доктору Мюррею Боуэну, а также персоналу за их помощь в моей работе; выражаю также благодарность доктору Джону А. Клаузену и Шарлотте Грин Шварц, в то время работавшим в Национальном институте психического здоровья, за их критические замечания.

Введение.

Правило поведения может быть определено как руководство к действию, рекомендуемое не потому, что оно приятно, экономично или эффективно, а потому, что оно уместно или справедливо. Нарушения правил обычно порождают ощущение неловкости и негативные общественные санкции. Правила поведения пронизывают все сферы деятельности и поддерживаются от имени почти всего, что есть в обществе. Всегда, однако, нужна какая-то группировка их приверженцев, а то и развитая форма корпоративной общественной жизни, что делает поддержание правил привычной темой социологических исследований. Приверженность правилам обеспечивает постоянство и упорядоченность поведения; хотя это не единственный источник регулярности в человеческих отношениях, он, безусловно, очень важен. Разумеется, бывает и так, что одобряемые обществом правила поведения неявно нарушают, обходят или используют в неблаговидных целях. Однако такие отклонения служат лишь дополнением к тем случаям, когда правила регламентируют, по крайней мере, внешнюю сторону поведения.

Правила поведения влияют на индивида двояко: прямо, как обязанности, устанавливающие для его поведения моральные ограничения, и косвенно, как ожидания, предусматривающие моральную обязанность других вести себя определенным образом по отношению к нему. Например, медицинская сестра обязана следовать врачебным предписаниям по отношению к пациентам; с другой стороны, она ожидает, что пациенты пойдут ей навстречу, позволяя проделать с ними назначенные процедуры. Такая уступчивость, в свою очередь, может рассматриваться как обязанность пациентов по отношению к медсестре, и она подчеркивает межличностный, актор-реципиентный характер многих правил: то, что для одного человека — обязанность, для других часто оборачивается ожиданием.

Поскольку обязанности подразумевают определенные ограничения действия, мы порой рассматриваем их как обременительную необходимость, которую если и надо исполнять, то с осознанной решимостью, стиснув зубы. В действительности же большинство действий, предписанных правилами поведения, выполняются бездумно; на вопрос о своих побуждениях человек обычно отвечает: «Просто так» или «Захотелось». И лишь когда привычная рутина чем-то нарушена, человек может осознать, что его мелкие нейтральные действия все время подчинялись правилам приличия его группы, а неспособность их выполнить грозит ему стыдом и унижением. Аналогично, он может воспринимать как само собой разумеющееся свои ожидания относительно других людей, и лишь когда дела неожиданно расстраиваются, обнаруживает, что имеет основания для недовольства.

Поскольку ясно, что человек может исполнять обязанности, даже не сознавая этого, нетрудно догадаться, что обязанности, осознаваемые как то, что должно быть сделано, могут восприниматься им как нечто или желанное, или тягостное, точнее, как приятный или неприятный долг. В жизни одна и та же обязанность может казаться желанным долгом с одной точки зрения и нежеланным — с другой. Например, медсестра обязана обеспечить прием лекарств пациентами. Она может быть этим довольна, когда пытается таким образом установить социальную дистанцию между собой и простыми сиделками (на которых медсестры нередко смотрят как на «недостойных» участвовать в такой деятельности), в то же время ее может раздражать эта же обязанность, если дозировку приходится определять по неразборчиво написанным рецептам. Аналогично, ожидание может восприниматься ожидающим человеком как нечто желательное или нежелательное: например, когда один человек ожидает заслуженного повышения по службе,

а другой — заслуженного увольнения. Обычно правило, которое актор (действующий субъект) или реципиент (объект действия) воспринимают как желательное, независимо от его характера, называют правом или привилегией. Этим пониманием воспользуемся и мы, подчеркнув, что данные термины могут иметь и дополнительный смысл, подразумевая особый класс правил, которыми индивид может воспользоваться, но не обязан это делать. Следует также отметить, что приятная обязанность актора может порождать приятное ожидание реципиента (например, когда принято, что муж по возвращении с работы целует жену), однако, как видно из этого примера, здесь возможны любые комбинации.

Вовлекаясь в процесс исполнения правила, индивид также постепенно связывает себя определенным образом Я. Под углом зрения обязанностей индивид становится для себя и для других личностью, которая следует определенным правилам поведения, личностью, от которой этого естественно ожидать. Под углом зрения ожиданий он становится зависим от допущения, что другие должным образом будут исполнять свои обязательства, касающиеся его, поскольку это их обращение с ним выразит их представление о нем. Утверждая себя в качестве личности, которая обращается с другими определенным образом и с их стороны испытывает соответствующее обращение, индивид должен обладать уверенностью в своей способности быть такой личностью и соответственно себя вести. Например, для некоторых психиатров наступает момент, когда их обязанность обеспечить психотерапевтическое лечение своим пациентам перерождается в что-то такое, что они вынуждены делать, если хотят сохранить тот образ себя, который они себе создали. Результат этого перерождения можно иногда наблюдать на ранних этапах их карьеры, когда им приходится изворачиваться, столкнувшись с необходимостью исследовательской или административной работы либо с необходимостью лечить тех, кого лучше было бы оставить в покое.

В общем, при нарушении какого-либо правила поведения мы видим двух индивидов, рискующих оказаться в сомнительном положении: того, кто имеет обязанность и должен вести себя в соответствии с правилом, и того, кто имеет ожидание, вследствие этого правила с ним будут обращаться определенным образом. Опасность нависает как над актором, так и над реципиентом.

Действие, подчиняющееся правилу, становится, таким образом, актом коммуникации, ибо через него получают свое подтверждение социальные Я участников — и то Я, для которого правило выступает обязательством, и то, для которого оно оборачивается ожиданием. Действие, которое регулируется правилами, но не соответствует им, также является актом коммуникации, зачастую даже в большей степени, поскольку нарушения передают новую информацию, нередко отрицающую прежние Я участников. В общем, правила поведения превращают и действие и бездействие в форму выражения, и, следует ли индивид правилам или нарушает их, этим сообщается нечто важное. Например, в больничных отделениях, где проводились исследования, каждый психиатр-исследователь склонен ожидать, что пациенты будут регулярно посещать сеансы психотерапии. Если пациенты выполняют эту обязанность, они демонстрируют понимание того, что лечение необходимо, а их психиатр — человек, способный наладить «хорошие отношения» с пациентами. Если пациент отказывается посещать терапевтические сеансы, все остальные в отделении могут счесть, что он «слишком болен», чтобы понимать, что для него хорошо, и что, возможно, его психиатр не умеет налаживать отношения с пациентами. Посещает больной сеансы или не посещает — в любом случае нечто важное о нем и его психиатре фактически сообщается персоналу и другим пациентам в отделении.

Рассматривая участие индивида в социальном действии, мы должны понимать, что в известном смысле он участвует не как личность в целом, а, скорее, как носитель определенной способности или статуса; короче говоря, в виде какого-то специализированного Я. Например, пациенты-женщины могут быть обязаны отбросить стыдливость перед врачами мужского пола, поскольку соответствующее ситуации отношение официально определяется как врачебное, а не сексуальное. В той же клинике, как среди персонала, так и среди пациентов были негры, однако официально (и даже в основном неофициально) их активность не определялась принадлежностью к расовому меньшинству. Разумеется, в непосредственных межличностных контактах индивиды могут официально выступать не только в одном качестве. Кроме того, очень часто неофициально ценятся качества, официально определяемые как несущественные, и репутация, обретенная на основе одного качества, может в определенной степени повлиять на репутацию, которую индивид обретает на основе других своих качеств. Однако эти вопросы требуют более тонкого анализа.

Правила поведения удобно подразделять на два класса — симметричные и асимметричные [42] . Симметричное правило предписывает индивиду те же обязанности или ожидания в отношении других людей, какие они имеют относительно него. Например, в двух упомянутых отделениях, как и в большинстве других мест в нашем обществе, существовало понимание, что нельзя ничего красть у другого, независимо от его статуса, и что каждый вправе ожидать, что другие у него ничего не украдут. Правила, которые мы называем общепринятыми приличиями, и нормы общежития обычно симметричны, как, например, библейские заповеди: не возжелай жены ближнего и т. п. Асимметричное правило заставляет других людей вести себя с индивидом не так, как тот ведет себя с ними, и наоборот: врачи отдают распоряжения медсестрам, но медсестры не отдают распоряжений врачам (в некоторых американских больницах даже принято, чтобы медсестра вставала при появлении врача, хотя врачи обычно не встают, когда в комнату входит медсестра).

42

Thouless R.H. General and Social Psychology. London: University Tutorial Press, 1951. p. 272–273.