Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу
Шрифт:
Упомянутое избегание можно проиллюстрировать с помощью результатов исследований, полученных в отделении А, где правила в этом отношении были хорошо институционализированы [55] . Тот факт, что у двоих пациенток был опыт пребывания в психиатрической больнице государственного типа, не поднимался ни в серьезных беседах, ни в шутливых, за исключением случаев, когда разговор начинали они сами; не поднимался и вопрос о возрасте этих пациенток (обеим было за тридцать). Никогда не упоминалось, что два мужчины-пациента отказывались выполнять воинскую повинность, даже ими самими. То, что один пациент был слепым, а другой — цветным, никогда не упоминалось другими в их присутствии. Когда бедная пациентка отказалась участвовать в экскурсии, демонстрируя безразличие, ее объяснение как бы было принято, ее выдумку уважали, хотя и знали, что она хотела бы пойти, но стыдилась того, что у нее не было подходящей одежды. Пациентов, которым должны были в порядке эксперимента дать лекарства или только что дали их, не расспрашивали об их ощущениях, пока они сами не поднимали
55
Я благодарен доктору Сеймуру Перлину за привлечение моего внимания к некоторым из этих видов избегания и за указание на их значимость.
Нарушение принятых правил частной жизни и уединения может подробно изучаться на примере психиатрических отделений, так как подобные нарушения часто совершаются пациентами и персоналом. Иногда они проистекают из содержательных, или инструментальных, требований ситуации. Когда психиатрический пациент помещается в больницу, обычно делается подробная опись всего, что принадлежит ему. Это подразумевает его подчинение другим, которое он может определить как унизительное. Периодически обыскиваются его вещи в целях удаления из палаты острых предметов, напитков, наркотиков и другой «контрабанды». Дополнительное вторжение (но существующее только в новейших больницах) — скрытые в каждой комнате пациентов микрофоны, соединенные с динамиком на посту медсестры; есть еще цензура исходящей корреспонденции. Еще одно такое вторжение — психотерапия, особенно когда пациент понимает, что другие врачи узнают о достигнутом им прогрессе и даже получат детальный отчет о его случае; то же относится и к составлению медсестрами и сиделками графиков ежедневных изменений эмоционального состояния и активности пациента. Еще один пример — усилия персонала по «формированию отношений» с пациентами, разрушение в интересах терапии периодов «ухода в себя». Обнаруживаются классические формы «безличного лечения», когда медики столь мало считаются со стремлением к избеганию, что обсуждают интимные детали жизнедеятельности пациента в его присутствии, как будто его нет. В туалете может отсутствовать дверь или она не запирается. Еще одним посягательством на частную жизнь являются спальни на несколько человек, особенно для пациентов, принадлежащих к среднему классу. Уход за пациентами с «сильными нарушениями» во многих больших бесплатных больницах происходит в условиях, расцениваемых как унизительные, в числе которых, например, принудительный прием лекарств, компрессы на обнаженное тело или помещение обнаженного пациента в пустую палату для буйных, куда могут заглядывать персонал и пациенты. Другой пример — принудительное кормление, когда испуганный, лишенный возможности высказать протест пациент противопоставлен сиделке, которая должна следить, чтобы пациент был накормлен.
Можно провести параллель между вторжениями в частную жизнь, имеющими инструментальное техническое обоснование, и другими, в большей степени чисто церемониального характера. Так, от «отреагирующих» или «психопатических» пациентов можно ожидать нарушения границ вежливости и вызывающих замешательство вопросов о других пациентах и персонале, произнесения комплиментов, делать которые обычно не принято, или демонстрации неподобающих физических жестов типа объятий и поцелуев. Так, в отделении Б мужскому персоналу досаждали репликами типа: «Почему ты так побрился?», «Почему ты всегда носишь одни и те же брюки, меня от них тошнит», «Посмотри, сколько у тебя перхоти». Когда рядом садится один из пациентов, мужчина-представитель персонала все время может быть вынужден отодвигаться, чтобы сохранять подобающее безопасное расстояние между собой и пациентом.
Некоторые из способов, с помощью которых индивиды в отделении А сохраняли свою дистанцию, позволяют по контрасту прояснить, почему это не удавалось делать пациентам отделения Б. В отделении А соблюдалось правило, следуя которому пациенты не приходили на пост медсестры. Они ожидали приглашения войти или, что было чаще, оставались в дверях, так что могли разговаривать с находящимися на посту, но не злоупотреблять этим. Персоналу не было нужды запирать двери поста, когда медсестры находились внутри. В отделении Б троих пациентов было невозможно удержать от вторжения на пост с помощью одних лишь просьб, поэтому для сохранения уединения нужно было держать двери запертыми. Даже в этом случае стены поста не могли заглушить непрерывный шум. Другими словами, в отделении А пациенты уважали защитное кольцо, которое медсестры и сиделки очерчивали вокруг себя, уходя в помещение поста, в отделении Б этого уважения не было.
Можно привести вторую иллюстрацию. Пациенты отделения А испытывали сложные чувства к некоторым из врачей, но каждый пациент знал одного или двух врачей, которые ему нравились. Так, если пациент ел, когда мимо проходил любимый доктор, они просто обменивались приветствиями и, с точки зрения церемонии, больше ничего. Никто не считал правильным гнаться за врачом, приставать к нему и в общем нарушать его право на отделенность. В отделении же Б приход врача очень часто был сигналом для некоторых пациентов бросаться к нему, с чувством хватать его за руку, приобняв его, идти с ним по коридору, вовлекая в шутливый любовный разговор. И часто, когда врач скрывался за дверью кабинета, пациент стучал в нее, заглядывал в окошко и другими путями отказывался сохранять ожидаемую дистанцию.
Одна из пациенток отделения Б, миссис Баум, оказалась особенно талантливой в изобретении способов вторжения в частную жизнь других людей. Например, было известно,
Не всегда избегание является почтительным. Есть другой вид церемониального избегания — самозащитный, который может походить на почтительное отстранение, но при анализе оказывается совершенно отличным от него. Подобно тому как индивид может избегать объект, чтобы не осквернить и не запачкать его, он может избегать другой объект, чтобы не запачкаться и не быть оскверненным им. Например, в отделении Б миссис Баум, будучи в параноидальном состоянии, не разрешила своей дочери принять спичку от служителя-негра, чувствуя, по-видимому, что контакт с представителем группы, против которой она предубеждена, может запачкать; поэтому же, когда она в день рождения, будучи в экспансивном настроении, целовала врачей и медсестер, создавалось впечатление, что она пыталась, но не могла заставить себя поцеловать этого служителя. В общем, оказывается, что можно избегать человека с высоким статусом из уважения к нему и избегать человека с более низким статусом по мотивам самозащиты. Возможно, социальная дистанция, порой тщательно поддерживаемая между равными, может быть связана с обоими видами избегания с двух сторон. В любом случае, сходство двух видов избегания не очень глубокое. У медсестры, держащейся поодаль от пациента из-за сочувственного принятия его желания побыть одному, будет одно выражение лица и телесная экспрессия; когда же она поддерживает такую же физическую дистанцию с пациентом из-за его несдержанности и запаха, у нее, скорее всего, будет другое выражение лица. Кроме того, дистанции, которые субъект сохраняет из уважения к другим, уменьшаются, когда возрастает его собственный статус, а самозащитные дистанции в этом случае увеличиваются [56] .
56
Исследования шкал социальной дистанции часто на удивление упускали из виду тот факт, что индивид может сохранять свою дистанцию от других, потому что он слишком их почитает, а также потому, что он почитает их недостаточно. Причины этой постоянной ошибки составляют проблему в социологии знания. В общем, вслед за студентами Рэдклифф-Брауна, мы должны различать «хорошую сакральность», подразумевающую что-то слишком чистое, чтобы вступать с ним в контакт, и «плохую сакральность», подразумевающую что-то слишком грязное для контакта с ним, при этом противопоставляя оба этих сакральных состояния и объекта ритуально нейтральным вещам (см. Srinivas М.М. Religion and Society Among the Coorgs of South India. Oxford: Oxford University Press, 1952. p. 106–107). Рэдклифф-Браун (цит. раб.) не предупреждает, что в некоторых обществах различие между хорошей и плохой неприкосновенностью гораздо менее отчетливо, чем в нашем собственном.
Ритуалы избегания были описаны здесь в качестве одного из главных типов почтительности. Второй тип, называемый ритуалом преподнесения, включает акты, через которые индивид дает реципиенту понять, как он рассматривает его действия и как будет к ним относиться в предстоящем взаимодействии. Правила, касающиеся этой ритуальной практики, включают специфические предписания, а не запрещения. В то время как ритуалы избегания определяют, что делать не следует, ритуалы преподнесения определяют, что следует делать. Некоторые примеры этого можно наблюдать в социальной жизни отделения А во взаимодействии пациентов, сиделок и медсестер. Думаю, что эти ритуалы преподнесения не будут сильно отличаться от тех, что обнаруживаются во многих других организациях нашего общества.
Проходя мимо друг друга, обитатели отделения обычно обмениваются приветствиями. Длительность приветствия зависит от времени, прошедшего с последнего приветствия, и периода, предполагаемого до следующей встречи. За столом, встречаясь взглядами, обмениваются короткими улыбками узнавания. Когда кто-то уходит на уикенд, происходит прощание, включающее паузу в текущей деятельности и короткий обмен словами. В любом случае было понятно, что, если обитатели отделения оказывались в подходящей физической позиции для вступления в некоторый контакт взглядами, этот контакт осуществлялся. Видимо, что-либо меньшее означало бы недостаточное уважение к тем отношениям, которые связывали обитателей отделения.
С приветствиями была связана практика «замечания» любых изменений во внешности, статусе или репутации индивида так, как будто эти изменения представляли собой нечто важное не только для него, но и для всей группы. Новая одежда, новые прически, «принаряженность» вызывали серию комплиментов, как бы члены группы ни относились к «усовершенствованиям». Аналогично, любые старания со стороны пациента сделать что-либо в комнате трудотерапии, выполнить что-то новыми способами с готовностью одобрялись другими. Представителям персонала, участвовавшим в больничных любительских спектаклях, говорились комплименты, а когда одна медсестра собралась выйти замуж, все рассматривали и одобряли фотографии ее жениха и его семьи. Эти способы служили тому, чтобы спасти пациента отделения от замешательства в случае преподнесения себя как того, чья ценность возросла, но получающего в то же время реакцию на себя как на человека, чья ценность снизилась или осталась такой же.