Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу
Шрифт:
Обе стороны могут подтвердить свою честь и твердый характер. Этот исход дальновидно предусматривался, видимо, в большинстве формальных дуэлей чести и представлял собой замечательное достижение, позволявшее обычно избежать даже ранений.
Возможно, что обе стороны проиграют или же одна сторона понесет потерю, а другая при этом мало что приобретет. Так, идеальное состязание характеров — «таран лоб в лоб» — может завершиться тем, что обе машины свернут, ни одна не свернет или одна свернет так рано, что принесет бесчестье своему водителю, но не сделает чести противнику [233] .
233
Беллетризированное описание «лобового тарана» на машинах можно найти в Elliott G. Parktilden Village. N.Y.: Signet Books, 1961. p. 42–43. Элегантная аналитическая трактовка дается Schelling Т.С. Arms and Influence. New Haven: Yale University Press, 1966. p. 116–125. Заметим, что, прежде чем может быть сыграна игра, люди должны знать, как доступное им снаряжение может использоваться для этой цели. Некоторые мальчики из среднего класса не знают, что тлеющий окурок, который держат с двух сторон два парня ребрами ладоней, пока он не догорит до тела, обеспечивает замечательные возможности для игры. (Первый, кто отдернул руку, проигрывает, и этим автоматически заканчивается испытание для обоих.) Состязание на задержку дыхания более широко известно.
Очевидно, что характерологический
234
Одна из причин неожиданного спасения, используемая в боевиках, состоит в том, что только таким образом герою может быть дан шанс продемонстрировать, что даже перед лицом совершенно безнадежного перевеса он не будет звать на помощь дядю. Персонажам второго плана дается возможность доказать это более трагичным образом, поскольку они не являются незаменимыми для сюжета.
Барменша и бандит сыграли в «лобовой таран» с заряженными пистолетами вчера утром, и хотя выстрелы не прозвучали, выиграла барменша.
Действие происходило в «Куске» — пролетарском пивном и винном оазисе на южной окраине города, где прелестная Джоан О’Хиггинс работала за стойкой бара.
Внезапно высокий бандит вошел в заведение, потребовал пива, вытащил небольшой пистолет и приказал мисс О’Хиггинс очистить ящик с наличными. Барменша положила на стойку 11 долларов, сумму, которая не могла устроить бандита ростом примерно в шесть футов пять дюймов.
— Давай остальное, — потребовал он.
Барменша О’Хиггинс полезла в выдвижной ящик, где лежала сумка с основными деньгами и под ней пистолет 22-го калибра. Она навела пистолет на бандита и спросила:
— Итак, что вам угодно?
Бандит, осознав, что встретил равного, прищурился, глядя на пистолет, и ушел, оставив свое пиво и 11 долларов [235] .
235
San Francisco Chronicle. July 14. 1966.
Точно так же как ход действия подвергается интерпретации, так и характерологический исход может по-разному прочитываться разными участниками. В переговорах между странами, например, не может возникнуть однозначный критерий согласия относительно того, кто победил, а кто проиграл [236] . В некоторых случаях оценка может быть настолько гибкой, что каждая сторона придерживается собственной точки зрения на конечный результат. Таким образом, некоторые сражения между соперничающими уличными бандами заканчиваются с ощущением у обеих групп, что они победили [237] . Этот вид самомнения облегчается путем различного сочетания заботы о физическом или демонстрируемом исходе, позволяя одной команде подчеркивать выигранные очки за первичные качества, а другой — за свойства характера.
236
Ikle F. How Nations Negotiate. N.Y.: Harper & Row, 1964. P. 164ff. См. также Bourdieu P. The Sentiment of Honour in Kabyle Society. См. J. Peristiany, op. cit., p. 207.
237
Short J., Strodtbeck F. Why Gangs Fight // Transaction. 1964.V. I. p.26.
Ковбой в дуэли на кнутах особенно обращает внимание на сотрудничество и уважение правил, требующиеся от всех участников, чтобы игра успешно формировала и испытывала характер. Оба участника должны относиться к игре серьезно; оба, как предполагается, должны быть доступными, добровольно предаваясь игре. Во время боя, если герой обнаруживает у себя даже легкое преимущество, он должен презрительно отказаться от него, так ограничивая себя средствами выявления этого, чтобы не оставить злодею способов увильнуть от проявления его характера, что и происходит в итоге. И, выиграв вызов или дуэль, герой может повернуться спиной к противнику, зная, что раз установленному превосходству не будет вновь немедленно брошен вызов и что, в любом случае, постоянная забота об этом не возводится в ранг достоинства [238] .
238
Это странное судьбоносное доверие к честности только что поверженного врага имеет очевидную социальную функцию. Без такого доверия доминирование и неофициальная иерархия не обеспечили бы практического социального механизма для установления временного порядка. Если бы противники вновь вступали в схватку сразу после того, как одна сыграна, никакой порядок не мог бы быть установлен. Каждый все время либо был бы занят борьбой, либо стоял на страже. В любом случае, обнаруживается «финальная самоподача» победителя как стандартный ход в завершении широкого диапазона состязаний: борцовских схваток, боя быков, ковбойских дуэлей и т. д.
С учетом этих предположений о динамике игры характеров коротко рассмотрим некоторые ее следствия.
Индивид, избегающий судьбоносных событий, должен был бы избегать схваток или ускользать невредимым из тех, которых нельзя избежать, будь он обидчиком или обиженным. Почти все так делают, хотя о кайзеровских офицерах говорили, что они делали это с трудом. Даже Казанова, который, согласно его собственным описаниям, был грозным фехтовальщиком и джентльменом с сильным характером, признавался в таком избегании, комментируя его в эпизоде, когда честь принуждала его к дуэли с незнакомцем:
Мы приятно поужинали и весело беседовали, и ни слова не было сказано о дуэли, за исключением того, что английская леди, я не помню, в какой связи, произнесла, что человек чести не должен никогда рисковать, садясь к столу в отеле, если он не готов при необходимости вступить в схватку. В тот момент реплика была очень верной, ведь человек должен был хвататься за шпагу из-за праздного слова и подвергать себя последствиям дуэли, иначе на него стали бы презрительно указывать пальцем даже женщины [239] .
239
The Memoirs of Jacques Casanova / tr. A. Machen. N.Y.: Dover Publications, 1961. V. 2. p. 958.
Второе следствие вытекает из первого. Оно связано с «состязанием состязаний». Склонность индивида избегать случаев, когда характер оказывается под ударом, принудительно вовлекает его в состязание за то, будет или нет состязание. Агрессор, зная, что жертва готова искать почти любое средство, чтобы избежать раскрытия карт, может заставить ее продемонстрировать эту слабость при свидетелях, в то время как сам демонстрирует собственную храбрость.
Инициатор состязания состязаний может начать его либо
240
Л. Яблонски при описании типов членов банд приводит логическую крайность: «…другие молодые люди, которые могут быть отнесены к категории маргинальных членов банды, являются социопатами, почти всегда готовыми к борьбе с любой другой бандой. Они ищут насилия или провоцируют его просто, как они говорят, „ради пинков или действия“. Они не обязательно являются членами какой-то конкретной буйной банды, хотя в некоторых отношениях они члены всех. Они присоединяются к бандам, потому что для них это удобная и легко доступная возможность для насилия. Когда банда как инструмент им не подходит, они „катят свою собственную“ форму насилия (например, три танцующих убийцы, которые забили мужчину ногам до смерти за то, что тот „насвистывал песню, которая нам не нравилась“). Так, в одном типичном сценарии, используемом этим типом парней, парень подходит к постороннему с резкой репликой: „Что ты сказал о моей матери?“ Затем на жертву совершают нападение, прежде чем она может ответить на вопрос, на который, естественно, нет подходящего ответа для предотвращения атаки» (Yablonsky L. The Violent Gang. N. Y.: Macmillan, 1962. p. 208–209).
241
Хотя эти различные «шуточки» направлены против индивида, он нередко отчасти символизирует более широкую группу: мир взрослых, полицейскую власть, белых и т. д.
Взаимное приспособление, которое организует человеческие перемещения, может, таким образом, делать уязвимыми тех, кто считает его само собой разумеющимся. Я хотел бы привести длинную иллюстрацию из художественного произведения Уильяма Сэнсома. Дело происходит в лондонском питейном заведении. К герою-рассказчику, играющему в клубе на пианино, внезапно обратились:
Голос надо мной сказал: «Паря, ты не собираешься еще поиграть?»
Это был молодой человек, которого я никогда прежде не видел, он был слишком юн, чтобы находиться в баре. Его голова висела как бледная костяная шишка на излишне тонкой для нее шее. Он носил одежду, которая была ему велика, и прическу как у ежа. Он поднимал плечи вверх, чтобы они казались больше. Его глаза были тусклы, как чешуйки дохлой рыбы. Он тонко скрипел зубами, как будто его тошнило.
«Через минуту», — сказал я ему. Его тон был откровенно наглым, что говорило о молодости парня. «Но не слишком долго, парень», — сказал он, все еще уставившись на меня своими мертвыми рыбьими глазами.
Позади него я заметил кого-то вроде его близнеца, но это был просто другой юнец в одежде такого же покроя. А потом я увидел еще шестерых или семерых, стоящих у стойки бара или развалившихся, вытянув ноги из-под столиков. Я поймал взгляд Белл (хозяйки), и она безнадежно пожала плечами, как будто это неожиданное явление не в ее власти.
«Эй, — сказал я Мари, игнорируя молодого человека, который все еще стоял там, глядя на меня, — сегодня вечером у нас есть компания».
«У вас есть, — сказал парень грустно. — У вас определенно есть», — и он отошел подчеркнуто неторопливой походкой на негнущихся ногах к бару. Там он что-то сказал другим, и они посмотрели в мою сторону и покачали головами, снова печально, как будто мои дела действительно были очень плохи.
С минуту мы рассматривали их. Каждый взгляд и жест были нарочито агрессивны. Они вытянули ноги так, что Эндрю, неся поднос с выпивкой, должен был обходить кругом, чтобы не споткнуться, а они молча смотрели, как он это делал. Один перегнулся и взял блюдо чипсов с чьего-то стола — без улыбки, подчеркнуто без извинений. Другой у стойки бара начал щелчками посылать косточки оливок в бутылки. Белл велела ему перестать. Он извинился с преувеличенным поклоном и тут же щелчком послал еще одну косточку.
«Ради бога, сыграй что-нибудь», — сказала Белл.
Я встал. Было ошибкой говорить о них так открыто. Они знали, что их обсуждали, и теперь, когда я шел к пианино, они видели, что их приказам повиновались. Почти чувствовалось, как они лезут вон из кожи. Поэтому я начал играть мягкие ноты «Юморески», надеясь немножко вернуть их назад.
Конечно, это не сработало. Общее свойство всех этих молодых людей — настороженность. Они сидели и рассматривали все с тупой неприязнью, что придавало им знаменитый «измученный» вид. Когда мое бренчание установилось, один из них неторопливо подошел, руки в карманах, подбородок опущен, и встал надо мной. Он просто произнес как приказ название диска-хита. Помимо откровенной грубости, пианист больше всего ненавидит, когда его просят сыграть другую мелодию, в то время, когда он уже играет, поэтому я стиснул зубы и постарался «закрыть» свои уши. Он локтем столкнул мою правую руку с клавиш и просто сказал: «Чушь». И повторил свое требование громче [242] .
242
Sansom W. The Cautious Heart. N.Y.: Reynal and Company, 1958. p. 100–102.
Я полагаю, что некоторые виды поведения могут использоваться как серьезное приглашение к схватке и раскрытию карт. Особенно нужно упомянуть один тип усеченного поступка. Это использование стиля стойки или походки в качестве открытого приглашения к действию всех остальных присутствующих. Таким образом, существует «делинквентная походка», которая фактически передает убедительный вызов присутствующим взрослым, одновременно сообщая не только о том, что первый ход сделан, но и о том, что к нему не были готовы те, на кого он был и остается направлен [243] . Особый стиль передвижения тореадора на арене — Sandunga — это стилизация такого выражения вызова.
243
Иногда она называется «походкой сводника». Об этом и других ходах, используемых правонарушителями, см. полезное исследование Werthman С. Delinquency and Authority. М.А. Thesis, Dept, of Sociology, University of California, Berkely, 1964. p. 115 и полностью Ch. LV «Gang Members and the Police».