Ривер Уайлд
Шрифт:
— Я не хороший, Кэрри. — Он смотрит на свои руки, лежащие на бедрах. — Внутри меня тьма.
— Нет. Внутри тебя выживший, который делает то, что нужно. Ты хороший человек, Ривер. Здесь, где нужно. — Я прижимаю ладонь к его груди, к сердцу. — Можешь говорить, что угодно, но я знаю, что вижу. И я вижу хорошего человека.
— Мне это нравится, Рыжая. Причинять им боль. — Он поднимает на меня темные глаза. — Ты должна знать это обо мне. Знать, кто я на самом деле.
Я сглатываю.
Переместив руку с его груди на предплечье, сжимаю его. Я не хочу прекращать
Очень важно, чтобы он понял, что это не так. И что я его не боюсь.
— И я не стану лгать и говорить, что то, что ты делаешь… какими способами... разбираешься с этими психами, меня нисколько не пугает, потому что это не так. Но я не жила твоей жизнью. Кто сказал, что на твоем месте я бы не чувствовала того же? Поверь мне, были ночи, когда я лежала в постели и мечтала убить Нила, моего бывшего, — объясняю я, понимая, что впервые называю Риверу его имя. — Это помогало мне пережить по-настоящему плохие дни.
— Но в этом-то и разница между тобой и мной. Я бы его убил. — Ривер пристально смотрит мне в глаза. — Я хочу убить его за то, что он обижал тебя. Сегодня вечером мне доставило удовлетворение причинять боль этому больному ублюдку. Мне нравится знать, что я приговорил его к наказанию… пусть хоть на йоту узнает о той боли, что причинил невинному ребенку. Это не делает меня хорошим человеком.
Ривер говорит это так спокойно и холодно, словно хочет, чтобы я его боялась.
Он хочет оттолкнуть меня. Хочет, чтобы я велела ему уйти.
Потому что с этим он может справиться. Он может справиться с плохим.
Это хорошего он страшится.
— Ты меня не отпугнешь, Ривер.
Я беру его лицо в ладони, приподнимая, чтобы оно оказалось на одном уровне с моим. Щеки у него влажные. Большими пальцами я вытираю их насухо.
— Я знаю зло. И ты — не оно. Иногда ты можешь быть полным кретином, — я слабо улыбаюсь. — Но ты ведешь себя так, чтобы держать людей подальше. Я понимаю. У тебя в юном возрасте украли доверие и невинность. Ты должен был... бороться, чтобы выжить. Ты мог бы сдаться, но не сдался. И до сих пор не сдаешься. Ведешь честную борьбу, пытаешься спасти других детей от страданий, которые пережил сам. И пусть ты делаешь это такими способами, которые большинство осудят. Насилие — не то, с чем я согласна; я его ненавижу. Но если кто-нибудь когда-нибудь обидит Олив… — Я на мгновение закрываю глаза и выдыхаю. — Она еще даже не родилась, но я точно знаю, что, не задумываясь, убью за нее голыми руками. Все способны на насилие, Ривер. Даже я, которая его терпела. Иногда животные… нет, не животные, потому что Бадди — животное, и он потрясающий. Нет, чистое зло, как мой бывший муж и твой отчим, и те больные придурки, с которыми ты... разбираешься… они понимают только свой язык. И, если ты можешь спасти хотя бы одного ребенка, тогда… я понимаю. Правда, понимаю.
Он смотрит на меня с такой уязвимостью; это лишает меня всего, что я, как мне казалось, знала и во что верила.
Никогда бы не подумала, что кто-то, у кого насилие — часть повседневной жизни,
Но Ривер показывает мне, что существует не только черное и белое.
Есть серый цвет во всех его разнообразных оттенках.
Есть такие, как Нил и отчим Ривера, им доставляет удовольствие причинять боль людям, которые того не заслуживают. Они садисты, больные ахуехавшие ублюдки.
И есть такие, как Ривер, пережившие боль и страдания от этих садистов, больных ахуехавших ублюдков… а закон, система правосудия подвела их, поэтому им приходится сражаться огнем против огня.
В Библии сказано: око за око.
Возможно, Бог знает, что не со всеми можно справиться одинаково.
Есть те, кого можно наказать с помощью системы правосудия.
А еще есть те, кто живет вне закона. Те, кто настолько порочен, что срок в тюремной камере не изменит их ни на йоту.
А значит, вы говорите с ними на единственно известном им языке.
Наверное, поэтому в некоторых штатах до сих пор существуют телесные наказания.
— Ты не относишься сейчас ко мне... по-другому? — спрашивает Ривер почти шепотом. — Зная все.
— Ты относишься ко мне по-другому после того, что я тебе рассказала о своем бывшем?
— Конечно, нет. — Он качает головой.
— Тогда ты знаешь ответ. Единственное, что я вижу, — это больше тебя. Всего тебя. И мне нравится каждая деталь.
Он испускает вздох облегчения, и у меня сердце кровью обливается.
Повернувшись ко мне, Ривер обхватывает меня за затылок и прижимается лбом к моему лбу. Я закрываю глаза и впитываю ощущения.
— Спасибо, — шепчет он.
— За что?
— За то, что ты здесь. За то, что ты — это ты.
Из уголка глаза у меня бежит слеза.
Он притягивает меня ближе к себе и откидывается на спинку дивана, увлекая меня за собой. Мой живот упирается в его твердый пресс. Положив голову ему на грудь, слушаю ровное биение его сердца.
Ривер начинает перебирать пальцами мои волосы. Я вдруг чувствую себя изнуренной.
— Какого цвета у тебя волосы от природы? — спрашивает он.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.
— Я блондинка.
Он приподнимает несколько прядей моих волос, растирая их между пальцами.
— Не могу представить тебя блондинкой. — Он смотрит мне в глаза. — Мне нравится рыжий цвет.
— Да, мне тоже, — говорю я, снова опуская голову.
Прижимаюсь ближе. Он обнимает меня за талию и гладит мой живот.
— Как тебя звали до того, как ты сменила имя?
— Энни.
— Кэрри подходит тебе больше.
— Думаю, да.
С минуту он молчит.
— Кэрри… хочу, чтобы ты знала, я…
Он замолкает, и я задерживаю дыхание, ожидая, что он скажет.
— Со мной ты всегда будешь в безопасности. Ты и Олив. Я никому не позволю причинить вам боль.
Я кладу руку ему на сердце.
— Я знаю. Я доверяю тебе, Ривер Уайлд.
Он тихо выдыхает и нежно целует меня в макушку.
— Я тоже тебе доверяю, Рыжая.