Роботы божьи
Шрифт:
На открытых полках у противоположной стены было небрежно свалено оружие: лазерные и обычные автоматы и пистолеты, снайперские винтовки и даже гранатометы. Оружие содержалось в полном беспорядке, на нем не было ни виртуальных бирок, ни других признаков учета. Внимание Смолина привлек модифицированный полицейский сканер. Майор с удовольствием пояснил, что эта штука предназначена для вывода из строя чипов подозреваемых. Рядом со сканером лежала ручная инфразвуковая пушка, вызывающая у жертвы сильнейшую депрессию и тоску. Инфразвуковое оружие запрещено конвенцией ООН, поэтому не выпускалось официально.
Комната имела запущенный вид, словно в ней не убирались несколько лет. Все - и мониторы, и пульты, и оружие - было покрыто слоем жирной пыли. Смолин брезгливо провел пальцем по сиденью кресла с драной обивкой и осторожно сел. Здесь он изложил майору свой план. Выслушав, тот присвистнул, сел в соседнее кресло и надолго задумался.
– Такого мне проделывать еще не доводилось, - наконец, сказал он.
– Это реализуемо?
Майор посмотрел на него удивленным взглядом.
– Я-то думал, вы знаете, раз предлагаете. Попробуем - выясним. Сейчас набросаю список, нам понадобится оборудование и специалисты. Мне нужно время, чтобы все организовать. Казнь утром, но, думаю, успеем...
Он отвернулся от детектива и начал связываться с другглами нужных людей. Смолин молча сидел в углу комнаты, чтобы не мешать. Через час, когда майор закончил переговоры и довольно сообщил, что оборудование и люди найдены и все будет готово в срок, детектив попросил:
– Я хочу посетить заключенного.
– Гм, с этим проблема.
Сердце Смолина забилось сильнее. Неужели с Егором что-то случилось?
– Его сторожат китайцы. Десантники из охраны посольства. Я бы их близко к нашей тюрьме не подпустил, но им пообещал этот корявый черт Габридзе, - с отвращением произнес нерусскую фамилию майор.
Смолин вполне разделял его чувства к новому министру иностранных дел.
– У них приказ никого не впускать в камеру. Хотя...
– майор на мгновение задумался, - можно попробовать выдать вас за священника. Последнее причастие перед казнью и все такое.
Он с сомнением посмотрел на Смолина, пытаясь представить его в роли священника, и покачал головой.
– Нет, не поверят. Лучше придумать что-то другое...
– он задумался и вдруг воскликнул: - Врач! Выдадим вас за врача. Врача они обязаны пустить, если не хотят потерять заключенного.
– Для визита врача нужен повод...
Майор подмигнул ему. Включив один из экранов, он вывел на него изображение из камеры Лисицына. Егор с озабоченным лицом бродил из угла в угол, словно запертый в клетке зверь. Майор нажал кнопку на пульте и заключенный подпрыгнул, дико завопив от боли, после чего мешком свалился на пол.
– Небольшая электростимуляция, - хихикнул майор.
– Теперь ему точно нужен врач. Искусственное дыхание делать умеете?
Смолин с трудом подавил желание ударить его. Через пятнадцать минут он был в тесном душном контейнере, помогая Егору усесться на низкий складной стул. Тот только что пришел в себя. Бедняга растерянно озирался, не понимая, что с ним случилось. Китайский офицер дал всего три минуты, поэтому Смолин решил не тратить время на объяснения, а сразу перейти к делу. Он хотел подбодрить Егора, но так, чтобы тот не узнал, что готовится
– Меня отпускают?
– с надеждой спросил Егор, увидев знакомое лицо.
Он не знает! Эта мысль ударила детектива, как разряд электрического тока. Смолин встал напротив заключенного и, глядя ему в лицо, заговорил монотонно и ровно, словно старинный запрограммированный автомат. Его душили слезы, но он изо всех сил сдерживался, чтобы сидящий перед ним белолага не догадался, как тяжело даются детективу его безжалостные слова. Когда он сообщил о смертном приговоре и завтрашней казни, у Лисицына задергалось веко под правым глазом. Заключенный глупо улыбнулся.
– Вы шутите?
– спросил он севшим голосом.
Смолин замолчал. Глядя на скорбное лицо детектива, Егор начал понимать сказанное. До него дошло, что жизнь кончена. Не по причине того, что он что-то натворил, но лишь потому, что его смерти желают высшие силы: канцелярия президента и китайское правительство. Он обречен, как бабочка, залетевшая в турбину самолета. Каждый теоретически знает, что смертен. Однако невероятно трудно принять, что твой момент настал.
– Я же ни в чем не виноват...
– пролепетал Лисицын.
Смолин отвернулся и стиснул зубы. Заключенный за его спиной сдавленно всхлипнул.
– Ну, не надо этого, - сказал детектив, поморщившись.
– З-за-автра у меня... день... ро... ж-ждения...
– провыл Егор, захлебываясь слезами.
Это было невыносимо. Смолин выскочил из контейнера, словно ошпаренный. Его трясло. "Слава Шиве, я не проговорился о нашем плане", - подумал он, нервно сжимая кулаки, на пути в грязную каморку майора. Ему отчаянно хотелось сказать Егору, что не все еще потеряно, что есть шанс выжить, - пусть маленький, но есть, - однако делать этого было нельзя. Завтра на агонию Лисицына будут смотреть пять миллиардов китайцев. Ни один из них не должен усомниться в том, что он умрет по-настоящему. В страхе и слезах, как и положено врагу китайского народа.
Смолина неприятно поразило, что приговоренному не сообщили о его судьбе. Тюремная администрация явно избегала контактов с ним, словно стыдясь своей роли в происходящем. Детектив рванул на себя дверь и вошел в секретную комнату. Там стало тесно. Он обнаружил знакомого техника, который помог ему поймать Лисицына, о чем Смолин сейчас отчаянно жалел. Техник что-то объяснял майору, тот внимательно слушал. Увидев вошедшего Смолина, майор спросил его, кивая на техника:
– Вы не против? Ему можно доверять.
Смолин был рад технику. Чем больше людей помогали в предстоящей авантюре, тем выше, ему казалось, была вероятность успеха. Умом он понимал, что все зависит только от хрупкого везения, но присутствие полезного знакомого успокаивало.
– Почему никто ему не сказал?
– спросил Смолин майора.
– А зачем? Завтра сказали бы. Смертник должен быть бодр и весел до последней минуты, чтобы не создавать ненужных проблем.
Детектив угрюмо промолчал. Логика тюремщиков была понятной. Не услышав возражений, майор вернулся к разговору с техником. Смолин сел в свободное кресло и стал слушать. Сперва он не понимал, о чем речь. Потом стало ясно: они говорили о подпольном тюремном чате.