Роботы божьи

Марьяшин Сергей

По мере того, как Смолин слушал, его интерес рос. Оказывается, в тюрьме работал примитивный текстовый чат, аналог старинного перестукивания по трубам. Его создала администрация, чтобы контролировать мысли и настроения заключенных, а заодно раскалывать упирающихся следствию. То, что казалось узникам чатом, было имитацией. Каждый из них, кто вспомнил школьные годы и догадался залогиниться, попадал в индивидуальный чат, созданный специально для него. Чат работал в его голове, а заключенный воображал, что разговаривает с такими же, как он сам, пленниками подземной тюрьмы. В каждом фальшивом чате было два ведущих персонажа, Stepanytch и Nosov, плюс несколько примитивных компьютерных

личностей, оставляющих короткие реплики для поддержания иллюзии живого сообщества.

Роль "Степаныча" играл человекоподобный интерфейс медицинского компьютера, о чем узнику все время намекали другие "участники", чтобы вызвать у него доверие к себе. "Носовым" был друггл следователя, ведущего дело заключенного. "Носов" старался подружиться с заключенным, а "Степаныч" был резок и груб, чтобы надежнее толкнуть ни о чем не подзревающего беднягу в объятия "Носова". Особенно удачно получалось, если друггл детектива и заключенный оказывались из одной соционической квадры. Тогда их сближение происходило естественно и легко. Других участников тоже имитировал медицинский компьютер, выделяя им меньший вычислительный ресурс, чем "Степанычу".

Странные имена - Степаныч и Носов - принадлежали живым офицерам, придумавшим эту схему несколько лет назад. Сначала чат был развлечением для сотрудников, но со временем следователи научились извлекать из него пользу, хитростью выманивая из заключенных все, о чем те молчали на допросах. Нужда в пытках уменьшилась, раскрываемость дел выросла, так что опыт признали успешным и чат прижился.

Повернувшись к Смолину, майор сообщил, что за годы этой практики о фальшивости чата догадались всего несколько узников. Все они сидели по легким статьям, поэтому не испытывали большого стресса и сохранили трезвость мышления, достаточную, чтобы распознать подделку.

– А Лисицын?
– спросил детектив.

– Попался, - сказал майор довольно.
– Они с Носовым почти подружились. У них активация, как у нас с вами. Жаль, не хватило времени. Я рассчитывал, что Вера вытянет из него то, что нужно заказчику, тогда мы обошлись бы без крайних мер. Чертова казнь спутала все планы. Так не вовремя!

– Вера?

– Мой друггл. Лисицын принимает ее за Носова. Таковы правила этой игры.

Техник вновь заговорил о чате. Он нуждался в указаниях. По его словам, произошло нечто экстраординарное. Друггл Лисицына сумела выяснить местонахождение своего владельца и в данный момент пыталась наладить с ним связь. За все время существования тюрьмы такого еще не случалось.

– Интересно, - пробормотал техник.
– Заключенный ухитрился забраться в медицинский сервер тюрьмы. Ладно, с этим мы ему помогли. Но в этот же сервер снаружи бьется его друггл. Откуда она знает, что он у нас? Сломала все защиты до сервера, но здесь я ее заметил и остановил. Застряла, голубушка...

"Аня?
– мысленно окликнул Смолин.
– Твоих рук дело?"

"Я только намекнула ей, где искать..." - виновато шепнула Анна.

– Дайте им поговорить, - сказал Смолин.

– Зачем?
– удивленно спросил техник.

– Просто сделайте это.

Техник вопросительно посмотрел на майора. Тот согласно кивнул. Техник сел к клавиатуре, убрал в сторону резиновую дубинку и открыл Наташе доступ на медицинский сервер.

– Готово. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Смолин не знал. Он доверился Анне - а та, в свою очередь, доверилась своим чувствам. Ей было жалко обоих - Егора и Наташу. Она хотела хоть немного облегчить предстоящую им горькую участь. После того, как Егора казнят, личность Наташи будет безвозвратно стерта.

Анне казалось несправедливым, что никто не думал об этом; друггл заключенного был безразличен всем. Их ждал конец. Помочь обреченным влюбленным вновь соединиться перед смертью - это было единственное, что она могла для них сделать.

* * *

Егор безутешно рыдал. Новость следователя Смолина сразила его, как удар грома. К такому развитию событий он был абсолютно не готов. Прошел, наверное, час, прежде чем он смог немного успокоиться. Егор не хотел верить следователю, но его сокрушенный вид не оставлял сомнений в том, что все сказанное - правда. Смолин сказал, что его убьют утром. Сколько ему осталось? Он слышал, что в старину приговоренным предоставляли возможность исполнить последнее желание. Сейчас самым страстным его желанием были часы. Старые женские часики, которые он видел на запястье у Нины, или даже встроенные в угловатый коммуникатор часы ее мертвого отца. Время! Он бы все отдал за лишний день или даже час. Или хотя бы за то, чтобы узнать, сколько осталось до утра.

Еще он хотел знать, как его убьют. Его страшили физические страдания. Он надеялся, что это будет безболезненная инъекция или газ. Нужно было спросить у Смолина, но тот убежал. Егор видел, как переживает следователь. Это было написано на его несчастном расстроенном лице. Егору показалось, что Смолин что-то не договорил. Впрочем, какая теперь разница... Что он мог добавить к тому, что сказал?

Смерть перечеркивала все, подводя жирную черту под планами, надеждами и мечтами Егора. Нет, физические страдания - не самое страшное. Страшнее другое. У него больше нет будущего. Все прочие люди будут жить, - кроме несчастных туземцев в Афганистане, которых сегодня вечером по ошибке убьет робот-бомбардировщик, но они не в счет, к их регулярному истреблению все давно привыкли, - а Егор прекратится. Эта простая в своей чудовищности мысль раздавила его, превратив почти счастливого еще пару недель назад человека в напуганный кусок плоти, сжавшийся в комок и плачущий, словно избитый ребенок.

Единственным, что могло хоть как-то примирить его с грядущим концом, было понимание, что он действительно приговорен к смерти высшей силой. Силой, чьи повеления не обсуждаются. Не человеческой властью, что бы та о себе не возомнила, а невидимыми Хозяевами его судьбы, обитающими в потусторонней деревне у неведомого моря.

Они не знают! Эти бессердечные люди, что самоуверенно решили его судьбу - они не знают о том, что сами являются пешками, марионетками в руках невидимых Хозяев их жизней. Быть может, Егор встретит их за последней чертой. Мысли о Хозяевах своеобразно утешили его, расширив перспективу от узко личного страха смерти до смирения перед космической целесообразностью происходящего.

Судорожные рыдания измучили Егора. Он решил прилечь, чтобы немного отдохнуть. К счастью, медицинский компьютер не только навязывал ему свою волю, но и следил за его самочувствием. Едва Егор подумал об отдыхе, как из стены услужливо выползла кровать. Проспать последние часы жизни - возможно, не лучшее решение, но Егор был опустошен настолько, что не мог бы силой заставить себя бодрствовать. Да и чего ради? Чем любоваться напоследок в этом железном ящике?

Горестно вздохнув, он разделся и лег. Зажужжал лентопротяжный механизм, натягивая одеяло и прижимая его к постели. Одеяло зафиксировало тело, не давая пошевелиться. Спеленутый как куколка, он будет лежать, пока медицинский компьютер не сочтет, что он выспался, и не отпустит его. Или пока за ним не придут.