Родина (Огни - Разбег - Родной дом)
Шрифт:
«Ну зачем она, такая, работает?..»
Юле стало стыдно, что она ничего не поняла из ее объяснений.
«Я просто тупица!» — с отчаянием подумала она и вдруг почувствовала неодолимую сонливость, ей сразу противно стало думать, смотреть, говорить.
Когда к Татьяне Ивановне подошел кто-то, Сунцов быстро шепнул Юле:
— Ты без стеснения спрашивай у меня. Ну, что ты именно не поняла?
Юля только беспомощно развела руками.
Звонку на обеденный перерыв она обрадовалась, как избавлению. Но в столовой, все еще чувствуя себя подавленной, Юля не могла есть. Звон посуды, голоса, смех казались ей оглушительными. Громадная
— Ты что ж это не ешь ничего? — обеспокоился Сунцов. — Так, слушай, нельзя, нельзя… Сил не станет!
— Какая у меня сила! — прошептала Юля и, чувствуя на себе его заботливый взгляд, рассказала о своей неудаче и о том, что Татьяна Ивановна, конечно, рассердилась на нее.
— Нет, нет! — решительно возразил Сунцов. — Она хорошая и справедливая, но ведь ей же в первую голову надо о плане заботиться. Слушай…
Сунцов вдруг вспыхнул и, глянув куда-то в сторону, предложил:
— Слушай, хочешь, будем приходить до смены? И я тебе все объясню.
— Хорошо, — вяло согласилась Юля.
Из-под сверла, тихонько позванивая, вилась и осыпалась стружка. Юля подумала, что даже этот металлический сор будто знает свое место и время и только ее, несчастную, словно хоронят заживо среди этих машин.
Подходя к общежитию, Юля вспомнила о тетке:
«Как-то у нее прошел день?»
Она застала тетку Ничком лежащей на кровати.
— Что с вами, тетя Оля?
Тетка подняла красное, потное лицо с сухими и злыми глазами.
— Уедем отсюда, уедем! Это же такое унижение! Мальчишка учил меня… этот, как его? Игорь Чу-вилев! Да еще и торопит: «Время дорого, надо стараться». Безобразие!.. Передали меня какому-то мальчишке, по его указке я должна жить, и он имеет право что-то требовать от меня!.. Я не вынесу этого!
— Тетя, перестаньте! — с тоской уговаривала Юля. — Хотите, я вам порошок дам? Нате… и засните, засните, умоляю.
— Ну, как тебе у нас в цехе понравилось? — спрашивал Игорь Чувилев своего тезку севастопольца, когда они вышли из проходной на широкое шоссе.
— Как понравилось? — задумчиво повторил Игорь Семенов. — Ничего, только душно очень.
Он снял бескозырку и начал обмахиваться ею.
— Фу, сколько здесь мошкары! У нас на море ни одной мошки, а здесь от нее прямо-таки дышать нельзя.
«Не понравилось», — понял Чувилев. Ему стало обидно за огромный, с голубой стеклянной крышей новый цех, перестроенный в сорок первом году по последнему слову техники.
— А все-таки откуда у нас в цехе духота, скажи пожалуйста? — прицепился к тезке Чувилев.
— Конечно, духота! — убежденно проворчал Игорь Семенов. — У нас в Севастополе всюду солнце, простор, жара с ветерком и ветер с самого моря. А море у нас какое!.. Правда, Максим Кузенко часто бранился: «Ух, скажет, прижаты мы к этому проклятому морю!» Но это он так, от трудной жизни, а вообще он без моря жить не может!..
«Не надо было мне цепляться насчет цеха… И лучше пока не спорить с ним», — озабоченно подумал Чувилев.
В тот же вечер он повел севастопольца в клуб, на спектакль заводского драмкружка. Через день Чувилев выпросил несколько билетов на футбол. Севастополец раскритиковал лесогорский стадион, но игру смотрел с интересом. Еще через два дня Чувилев повел тезку на киносеанс, но Игорь уже разгадал его намерения:
— Ты что меня таскаешь повсюду? Утешить думаешь?
Входя в цех, Игорь Семенов тотчас же устремлялся к газетной витрине. В сводках Совинформбюро он читал прежде всего сообщения с Севастопольского участка фронта и вздыхал, что они так немногословны.
Но однажды утром, подходя к витрине, он с силой сжал руку Чувилева:
— Стой! Сегодня о Севастополе много напечатано!
Впиваясь жадным взглядом в газетные строчки, Семенов читал беспокойной скороговоркой, нетерпеливо, со свистом переводя дыхание:
— «Вечернее сообщение девятого июня: на Севастопольском участке фронта наши войска отбили многократные атаки противника с большими для него потерями»! С большими для него потерями! — повторил он. — Это здорово!.. «Противник, не считаясь с потерями, продолжает атаки против героического города». А! Охота им, гадам, наш Севастополь взять! Да не выйдет… Вон читай, читай дальше: «…противнику удалось потеснить подразделение…» По-думаешь!.. «Но уже через час…» Видишь, только час нашим понадобилось… «уже через час решительной контратакой, перешедшей в р-рукопашную»… ого!.. «наши бойцы отбросили немцев». Видал? «Немецко-фашистские войска только на отдельных участках под Севастополем в течение дня потеряли свыше двух тысяч пятисот человек убитыми». Вот кр-расота! — И севастополец прищелкнул языком. — Вот как наши краснофлотцы бьются!
На другой день в сводке было всего четыре строчки, и севастополец сразу притих. А через день он с сияющим лицом объявил Чувилеву:
— От одиннадцатого июня сводку читал? Наши моряки вовсю колошматят: до пятнадцати тысяч немцев убито! — И севастополец торжествующе погрозил кулаком.
После, прочитав хорошую сводку, он снова будто расцветал и принимался рассказывать о Севастополе. Молодому моряку все виделся прежний Севастополь, ослепительно белый от солнца, стройный, как линкор на рейде. Ему вспоминались то широкие проспекты, обсаженные акациями и платанами, то любимые севастопольские здания: Дом Красной Армии и Флота с его белой колоннадой на улице Ленина, музей Севастопольской обороны, где в благоговейной тишине вздымают свои мачты макеты старинных кораблей и парусников, где манекены в мундирах ушаковских и нахимовских времен охраняют старые боевые пушки и священные корабельные обломки.
«И ничего-то этого там уже нет!.. Пусть бы он лучше не рассказывал!» — с жалостью думал Чувилев, а севастополец уже вел его дальше, к знаменитой Панораме и памятнику Тотлебену на Историческом бульваре.
«Нет, уж пусть рассказывает!» — немного спустя думал Игорь Чувилев, видя, как его друг, освеженный воспоминаниями, повеселевший, принимался за работу.
Одно неизменно огорчало Чувилева: севастополец совсем не разделял его уважения к Артему Сбоеву.
— Ну что он, Артем твой! — и Семенов иронически кривил тонкие губы. — Вот Пластунов — другое дело!
— Да почему ты так фыркаешь на Артема? — огрызался Чувилев. — Он замечательно знает свое дело, а уж объяснить все умеет. Не знаю, кто на заводе лучше Артема умеет нашего брата учить.
К вечеру на соседнем участке закончили сборку нового фрезерного станка. После окончания дневной смены Чувилев предложил своему тезке посмотреть пробный пуск его:
— Вот ты увидишь, как Артем будет новый станок принимать!.. Ни один врач, как у нас говорят, не выстукивает и не выслушивает так больного, как Артем осматривает каждую машину! У нас его так и зовут: «машинный хирург».