Родина
Шрифт:
— Чертова прорва металла! Да ведь в ней надо было человеку двигать руками и ногами! — сказал Нечпорук.
— Вот это самое я и проверил! — с веселым и хитрым лицом подхватил Ланских. — Тут, брат, своя диалектика, говоря научно: доспехи-то тяжеленные, а отделка каждого винтика и каждой бляшечки легкая, тонкая. Благодаря этой отделке, точности и прочности всю эту стальную громадину и можно было на живое тело надевать. Эх, многодавнее наше сталеварское искусство! И как подумаешь, что за много сот лет до нас люди уже умели сталь делать и чудные дела из нее творить, — так как же, брат, мы, сталевары Отечественной войны, должны качественно работать! Вот ты говоришь о «мелочишках» и вроде даже пренебрегаешь ими, а ведь качество создается из большого и малого. Далее, ты все ждешь от меня какого-то главного «секрета», а его-то и нет! — Ланских широко развел руками и повторил: — А его-то и нет! И не может быть, подумай-ка. Я мыслю так: мастерство — это тебе не дверь со стандартным замком: повернул ключ — и готово. Нет, товарищ, искать надо и ничем, ничем не пренебрегать!
Он вдруг встал с места, подошел к сменщику и пристально заглянул ему в глаза.
— Я все тебе рассказываю, что сам знаю, не потому, что я так уж добер, а по убеждению.
— Что ж ты… по убеждению будешь глядеть, как я новый рекорд поставлю и опять тебя перекрою, — уж будем напрямик выражаться.
— В том-то и дело, что не в рекордах только сила…
— А в чем же, бис тебя возьми, мудреный ты человек?
— А в том, чтобы мы, передовые скоростники, стали вожаками в цехе и подтянули бы всех до нашего уровня.
— Значит, чтобы все, кто ни попало, — Нечпорук презрительно фыркнул, — заимели бы такие же рекорды, как и мы с тобой? К чему вообще тогда рекорды?
— Да, да, в самом деле, — к чему наши рекорды, если рядом с тобой работает, еле-еле топчется какой-нибудь Алексаха Маковкин, или Серега Журавлев, или Никола Бочков. Все они работают ниже среднего и своей плохой выработкой все наши рекорды почти на нет сведут. Ты знаешь, что наш цех в ноябре план не выполнил?
— Знаю… Восемьдесят процентов дали.
— Так. Несмотря на твои и мои высокие рекорды. Ты последнюю статью Пластунова читал? Да вот он, номер. Читай.
Нечпорук развернул газету и прочел:
— «Мы очень уважаем мастеров высоких рекордов за то, что они показывают образцы передового труда, но смысл рекордов заключается не только в личной славе стахановцев, даже далеко не в этом. Рекорды должны помогать закреплять общие достижения и способствовать повышению труда всей массы рабочих данного цеха. Если каждый рекорд потянет за собой увеличение продукции всей массы рабочих хоть бы на десять — пятнадцать процентов, то они будут означать неизмеримо больше, чем самые высокие рекорды».
— Спасибочки вам! — и Нечпорук, щелкнув по газете, низко поклонился. — Что ж это, люди добрые? Выходит, какой-то паршивый пачкун плетется в хвосте, а я должен с ним за это славой моей делиться? Да пропади они все! Неумехам я не дядя!
— А есть еще и молодые сталевары, Нечпорук, — предостерег его Ланских. — Для всего цеха, для успеха нашей общей работы важно, чтобы подтянуть этих людей.
— А кто им мешает? — сердито спросил Нечпорук. — Почему я, сталевар Нечпорук, никого не прошу меня под локотки поддерживать… почему?
— Разные причины бывают, Александр Иванович, когда и недурные мастера не сразу могут развернуться.
— Нет, пусть каждый сам отвечает за себя. А ты мне только голову задуриваешь…
Нечпорук вышел от Ланских, с силой хлопнув дверью.
Очередная смена выдала стали даже больше, чем обычно, на три десятых тонны. На другой день Нечпорук узнал, что Ланских «снизился» на одну десятую.
«За Алексахами начал ухаживать, вот и снизил», — объяснил себе Нечпорук.
Когда он снял первую плавку, к нему подошли Василий Полев, гигант с густой, пыльно-рыжей шапкой волос, и Семен Тушканов, толстяк лет под сорок, и оба принялись наблюдать за ним. «Ну, прямо будто контролеры!» — тут же подумал Нечпорук.
— Шуруешь? — трубной октавой спросил Василий Полев.
— Ясно! — ответил Нечпорук и побежал к печи, думая, что соседи сейчас уйдут.
Но они еще стояли, будто на площадке печи № 1 творилось что-то иное, чем у людей.
— Лопаты! — сердито крикнул Нечпорук Лузину, который уже начал пялить на соседей озорные глаза.
— Значит, шуруешь себе? — опять прогудел Василий Полев, а толстяк Семен Тушканов произнес своим тонким, словно посмеивающимся тенорком:
— Дай бог дождичка, да только на мою полосыньку!..
Нечпорук, украдкой посматривая, что делается у соседей, не вытерпел и, найдя предлог, прошелся по всему пролету. Около печи Алексахи Маковкина увидел Полева и Тушканова. «Пришли над Алексахой контроль наводить!» — подумал он. Все знали, что Алексаха Маковкин, несмотря на свои двадцать четыре года, не в меру выпивал и был «человек несчастной жизни», как он сам себя называл. Мягкого, безвольного парня женила на себе бойкая вдова и, чтобы удержать его, старательно спаивала брагой, которую варила сама.
«Люди добрые, почему это мы пьяниц должны плечом своим подпирать?» — недоумевал Нечпорук.
Но он не мог не заметить, что Алексаха сегодня трезв, — повидимому, за него крепко взялась «школа сталеваров-скоростников». Об этом Нечпорук уже слышал.
В обеденный перерыв Нечпорук видел, как контролеры и подручные уселись за один стол с беспутным Алексахой, чему-то смеялись, хлопали его по спине, вокруг Алексахи было людно и весело. Нечпорук, не желая вслушиваться во все эти разговоры, звякал ложкой и громко хлебал борщ.
После обеда он заметил, что его подручные перешептываются. Он несколько раз прикрикнул на них, но шепотки продолжались за его спиной. Потом он выследил и чуть не за ухо притащил на место Лузина, который успел принести очередную новость: «школа скоростников» взялась и за Николая Бочкова.
— Подтыкают Николу со всех сторон, как черти вилами в аду! — похохатывал продувной парень. — Помочь хотят человеку подняться!
Печь шла на доводку, но Нечпорук на этот раз равнодушно думал о том, на сколько минут удалось ему еще «сжать» время. Он подозрительно оглядывал своих подручных и впервые в жизни не знал, как вести себя со своей бригадой. Василий Лузин, конечно, уже просветил всех его подручных, и они делают свои выводы из происходящего: они понимают, что бригада Нечпорука осталась в стороне от чего-то нового, живого.