Родина
Шрифт:
Варвара Сергеевна взглянула на Пластунова и сказала мягко и осторожно:
— С самим собой, Дмитрий Никитич, долго не наговоришься: беседа ищет соседа.
— Беседа у меня, представьте, сегодня была — и не совсем обычная, — сказал Пластунов. — Возвращаюсь, слышу: кто-то причитает… Вижу, бродит по кладбищу женщина лет сорока, лицо симпатичное, умное. То у одного, то у другого холмика постоит, что-то ищет. Я не удержался, спросил, что с ней, не могу ли помочь.
Она ответила: «Могилу ищу, чтобы поплакать, — муж и сын в
— Глафиру Лебедеву я знаю хорошо, — сказала Варвара Сергеевна. — Еще девчонкой ее помню.
— А ведь стоит такую нам к работе привлечь! — подхватил Пластунов, и лицо его приняло то ласково-хитрое выражение, которое всегда говорило Варваре Сергеевне, что он опять кого-то заприметил.
Уже много раз доводилось ей наблюдать, как Пластунов постоянно всматривался в людей, разыскивая в них, как он выражался, «залежи неиспользованной энергии». Он подшучивал, что у него в этом деле «особый изыскательский нюх…» Да ведь и Варвару Сергеевну Пластунов выманил в широкий мир: «Будет вам у косящата окошечка сидеть!» — и вот она председательница комиссии по женским резервам, и уже не одна сотня женщин и девушек, благодаря стараниям комиссии, работает сейчас в цехах, в лабораториях, чертежных Лесогорского завода. Варвара Сергеевна втихомолку гордилась тем, что стала находчивой, смелой в решениях, что не боялась брать на себя ответственность за другого человека.
— Обязательно к Лебедевой схожу, — пообещала Варвара Сергеевна. — Когда человек в горе, душа у него, как уголь под золой: ему кажется, что все в нем угасло, а на деле…
— Вот именно, именно! — опять подхватил Пластунов. — Сейчас, в эту страшную войну, женщина у нас прямо-таки в столпы прошла! Плечи у нее, право, не слабые, она сдюжит так, что дай бог всякому мужчине!
Он засмеялся с довольным видом, а Варвара Сергеевна гордо и смешливо закивала:
— Да, да, с нами теперь не шути!
«Вот бы с такой всю войну прожить!» — пожелал про себя Михаил Васильевич и вступил в общий разговор.
Но жаркой ночью, когда на небе погромыхивал гром, тоска опять подступила к Михаилу Васильевичу.
«Вася, Васенька!» — повторял он про себя, чувствуя, что холод и боль на всю жизнь останутся в нем.
Варвара Сергеевна уже давно спала, а он неотрывно глядел в окно, освещаемое вспышками молний. Тюлевая занавеска белела в окне, на комоде отсвечивало зеркало. Все стояло на своем месте, все было как всегда, только не было в мире их сына.
Михаил Васильевич
— Ты что… Миша? — проснулась Варвара Сергеевна и подняла голову с подушки. — Ты так странно вздохнул…
— Спи… Просто что-то привиделось… Спи.
«Да, надо научиться дышать иначе, чтобы она ничего не заметила!» — подумал Михаил Васильевич, и ему представилась длинная-длинная вереница таких же ночей, с бессонницей и тоской…
Глафира Лебедева встретила Варвару Сергеевну холодно.
— Сядем, что ли… — проронила она, опускаясь на садовую скамью.
Варвара Сергеевна села напротив.
— Дочка моя да свекровь передавали, что вы уже захаживали, да все не заставали меня, — сумрачно продолжала Глафира, смотря в землю. — Меня, и верно, теперь не застанешь… Душа ни к чему не лежит…
Варвара Сергеевна только сочувственно покачала головой и немного спустя произнесла:
— Пришла звать вас, Глафира Николаевна, очень нам новые люди на заводе нужны.
— Что толку меня-то звать?
— Как «что толку»? Для фронта работать.
— Ну… мои на фронте вдосталь поробили, сложили свои головушки! Все, что самого дорогого у меня было, все фронту я отдала…
— У меня тоже три сына на фронте.
— Вам легко… — глухо бросила Лебедева, и злой огонек вспыхнул в ее темных узковатых глазах. — Вам легко: у вас все живы, вы похоронной не получали!
Варвара Сергеевна вздрогнула и побледнела. Изменившимся голосом она укорила Лебедеву:
— Зачем же вы этак по сердцу бьете?
— Я не со зла, — угрюмо спохватилась Глафира. — Только уж лучше бы меня не трогать… Кому я сейчас нужна?
— Нам вы нужны, нам, — твердо поправила Варвара Сергеевна. — Мы новых людей ищем, потому что цехи расширились, задание государственное стало больше. Заводу не какие попало, а хорошие люди нужны. Дорогим человеком для завода будете, с честью военное время проживете, если…
— Да на что мне теперь жизнь? — выкрикнула Лебедева. — Пусть горе до костей меня изгрызет, туда мне и дорога!
— Рано, милая, о могиле мечтать! Горе на груди не пригреешь… да и хорошо ли это — в такое время бестолку умереть?
Варвара Сергеевна поднялась с места и пошла, — она любила оставлять за собой последнее слово.
Она шла зеленой широкой улицей, где еще нерушимо стояли старые лесогорские дома с палисадничками, с шатровыми навесами резных ворот, с заборами, откуда свешивались лохматые ветки боярышника, черемух, кудрявых березок, липок и ягодных зарослей. В жарком воздухе дышали последние соки уходящего лета. В огородах уже копали картошку, снимали с кустов огненно-красные шары помидоров, ребятишки с визгом и хохотом обирали горох. Все эти с детства привычные картины простой домашней жизни теперь проходили перед Варварой Сергеевной как бы освещенными с иной, неожиданной стороны.