Родина
Шрифт:
— Подумай, я на Алешке, как говорится, нарезался, а? Выходит так: критикуй, да меру знай! А что этот мыльный пузырь мечтает всех в руки забрать — это я во как вижу! — и Артем сердито поднес ладонь к глазам.
— Можешь не расписывать, я с ним тоже нос к носу столкнулся, — невесело усмехнулся Нечпорук.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СТАЛИНГРАДСКИЕ ДНИ
Ночь была жаркая. Михаил Васильевич распахнул окно. Он ясно видел лицо жены, ее тяжелые волосы, сбившиеся в темный узел на подушке. Варвара Сергеевна лежала на спине, положив руки вдоль тела; в уголках ее закрытых глаз сверкали слезы.
— Варя, ты не спишь?
— Нет… — чуть слышно отозвалась она.
Он прижал ее к своей широкой, будто налитой горькою тяжестью груди. Жена приникла к нему, как бывало в первые годы их совместной жизни, когда ему приходилось скрываться от царских приставов и колчаковских карателей. Но тогда она была сильная и молодая, и он не боялся показать ей свою тревогу и усталость преследуемого человека. Теперь не она, а он был ее прибежищем и силой. Он говорил ровным голосом:
— Варя, в такое уж время мы живем…
— Не для того я его, милого, растила, чтобы неизвестно где потерять… — отвечала Варвара Сергеевна шепотом, кипящим слезами.
— Милая, да ведь и нам самим и всем детям нашим умереть придется…
— Без меня бы, без меня… Пусть бы я их в самом расцвете да здоровье оставила…
Уж светало, когда оба забылись в чуткой дремоте. Старые часы в столовой хрипло пробили восемь.
— А, уже сводка!
Михаил Васильевич открыл дверь в столовую и торопливо оделся.
— Стой! — вдруг изменившимся голосом сказал он. — Уже в Сталинграде бои идут!
— Как это? — растерялась Варвара Сергеевна. — Да ведь, батюшки… Ведь это же Волга! Под городом, что ли, наши бьются?
Михаил Васильевич сердито хмыкнул:
— Нечего себе голову задуривать: немцы в Сталинград ворвались.
Зазвонил телефон. Михаил Васильевич вышел из-за стола. Звонил Пластунов.
— Сводку слышали, Михаил Васильич?
— Слышал.
— Необходимо сегодня с людьми поговорить, как вы думаете?
— Согласен. Вчера, к слову сказать, опять целый транспорт прибыл: эвакуированные с Волги.
— Положение у них очень тяжелое! В связи с этим у меня большая просьба к Варваре Сергеевне!
Пластунов попросил ее к телефону и рассказал ей о прибытии эвакуированных.
— Хорошо бы, дорогая Варвара Сергеевна, мобилизовать ваших женщин-активисток на помощь этим людям и, ясное дело, немедленно.
— Конечно, Дмитрий Никитич.
Ветер ворвался в окно, вспарусил занавеску, глиняный горшочек с распустившейся китайской розой упал на пол и разбился на куски.
Варвара Сергеевна некоторое время еще посидела у того окна, откуда упал горшочек с китайской розой. Ветер шевелил волосы Варвары Сергеевны, дул ей в лицо, охлаждал шею, скользил за ворот халата. Она покорно подумала, что теперь уже всегда будет ощущать в груди этот пронзительный ветер и пустоту неизлечимой тоски о сыне.
Часы пробили девять. Варвара Сергеевна испуганно поднялась с места.
«Батюшки! Что же это я сижу?»
Каждый день в Лесогорск прибывали эвакуированные. Через неделю Пермякова известили, что на пустыре около новых бараков высадился целый эшелон беженцев из Сталинграда.
Приближаясь к пустырю, Варвара Сергеевна услышала разноголосый шум, крики, детский плач. Подойдя ближе, она увидела целый лагерь.
Под ярким утренним солнцем это многолюдное сборище гомонило, взывало к кому-то, тревожно пестрея непокрытыми головами и шапками, узлами и сундуками.
Растрепанная костлявая старуха с блуждающими глазами, сидя на грязном большом узле, судорожно прижимала к себе белокурую девочку лет четырех и такого же светловолосого и голубоглазого мальчика лет пяти-шести.
Девочка, взглянув сквозь слезы на Варвару Сергеевну, спросила беззвучно:
— Где мама? Где наша мама?
— Ушла, наверно, куда-нибудь, милая! — нежно сказала Варвара Сергеевна, и жалость сдавила ей грудь.
Она взяла девочку на руки и прижала к себе ее маленькое, худенькое тельце. Но девочка заплакала.
— Что это она? — растерялась Варвара Сергеевна.
— Мать-то у них в Сталинграде бомбежкой убило! — вскрикнула старуха и зарыдала.
Девочка вдруг заколотилась о грудь Варвары Сергеевны и опять заплакала. Пришлось спустить ее наземь.
— А где их отец?
— Убило на фронте!.. — сквозь рыдания выкрикнула старуха.
Молодая женщина с землистым лицом отгоняла от себя трех ребятишек, грязных и отощавших, как звереныши.
— Убирайтесь вы от меня! — кричала она с отчаянием, прижимая к себе крошечного ребенка.
Он тыкался желтым и заморенным личиком в ее грудь и плакал так слабо и тонко, что плач этот напоминал жужжание мухи.
— Молока ни капли нет! — сказала она, мрачно глядя на ребенка и на свою маленькую бледную грудь. — Умрет он у меня, а голоду умрет!.. Звери… все начисто разбомбили… Ехали-то как: в эшелоне теснота, духота, горе всюду, да вот еще эти трое привязались…
— Чьи вы, чьи? — спросила Варвара Сергеевна, поймав за рукав старшего, вихрастого мальчонку лет девяти.