Родная кровь
Шрифт:
– Ведь мне же уходить, - сказал Федотов.
– Это еще завтра будет!
Он шагнул через порог в темноту и сразу наткнулся губами на ее губы, и опять они целовались, пока дыхания хватило, и потом вошли в избу.
– Темно, - сказал он.
– Хочешь, я печь растоплю?
– Ну зачем это? У нас керосин есть, - сказала женщина. В голосе ее он расслышал какое-то сдержанное довольство.
– Не такие уж мы несчастные, что без керосина сидим.
– Федотов даже зубы стиснул. Это уж хуже любой жалобы было.
Женщина
Все это он небрежно сдвинул руками по столу к сторонке, толстыми ломтями нарезал хлеб, одним круговым движением ножа вскрыл банку тушенки и, вытащив из кармана, поставил на стол бутылку водки.
Женщина подала ему кружку и, покойно облокотившись на стол, приготовилась с удовольствием наблюдать, как он будет есть.
Он положил перед ней нож, подвинул к ней банку и, налив до половины кружку водкой, сказал:
– На, выпей!
Женщина нерешительно приняла у него из рук кружку.
– Лучше не надо, - попросила она.
– Я ведь совсем не умею.
Он подцепил ножом и вывернул все содержимое консервной банки в глиняную миску и тоже пододвинул к ней:
– И сразу закусывай!
Она отхлебнула маленький глоток, точно очень горячий чай, и, вздрогнув, передала ему кружку.
Он долил кружку доверху, выпил, с шумом выдохнул воздух и закусил коркой. Минуту они молча смотрели друг на друга. Он сказал:
– Чего теперь я тебе стану говорить или, может быть, обещать - ты больше не придавай никакого значения. Это я все спьяну буду врать. Поняла?
– Ладно, - сказала она, подумав, и вдруг засмеялась.
– Это я тебе серьезно говорю! Чего смеешься?
– Я не смеюсь, - продолжая смеяться, проговорила женщина.
– Ты говорил - я чудная. А ты сам не чудной?
Девочка заворочалась, похныкивая во сне, повернулась и, морщась на свет, с зажмуренными глазами потянула быстрыми короткими вздохами носом воздух, как принюхивающаяся собачонка.
– Спи, спи, - сказала тихонько женщина, но девочка приподнялась на локте и заморгала сильней.
– Вкушно пахнет, - почмокивая, пробормотала она.
– Хлеб принешла? Шейчаш уже жавтра?
Федотов взял бутылку и поставил ее себе под ноги, под стол.
– Ну, чего ты смотришь, - строго сказал он женщине.
– Дай же ей, видишь, проснулась!
Женщина разрезала пополам ломоть хлеба, положила и тщательно размазала сверху немного тушенки и отнесла девочке. Та сразу совсем очнулась, схватила хлеб обеими руками и приоткрыла узенькие спросонья, веселые серые глазки. Откусила, подставив снизу ладошку
– А мальчишкам?
– спросила она и, не оглядываясь, толкнула локтем брата.
Маленький выполз из-за ее спины и с сонным любопытством снизу заглянул ей в рот. Старший тоже проснулся и смотрел, но не шевелился.
Федотов торопливо намял на два ломтя сверху тушенки и подал их матери. Та в двух руках осторожно отнесла к печке и раздала мальчикам.
– Спасибо, - стеснительно сказал старший и спрятался в темный угол.
Пока дети ели, женщина спокойно сказала солдату:
– Да ты выпей еще, ведь тебе хочется.
– Но он даже не посмотрел в ее сторону, сидел, уставясь на огонь лампочки.
Дети наелись, повозились немного и, пошептавшись под одеялом, снова затихли и уснули.
– Ну что ты мне хотел говорить, чтоб я тебе не верила?
– спросила женщина.
– Иди ложись, устала, наверное.
– Это как же: верить тебе или нет?
– Верить. А я еще посижу, покурю.
– Он достал бутылку, вылил остаток в кружку, выпил и закусил кусочками хлеба, вминая их в соль, осыпавшуюся с куска сала.
Она ушла за занавеску. Еще слышно было, как она снимает курточку, как звякает о табуретку пряжка пояса. Потом только тихо шуршала, и несколько раз шевельнулась занавеска, отодвинутая локтем. Мягко захрустел сенник, женщина легла и сказала:
– Спокойной ночи.
Федотов курил, глядя на огонек, и все думал и вдруг рассмеялся почти беззвучно, с закрытым ртом.
– Что ты?
– сейчас же чутко спросила женщина.
– Бурчит!..
– насмешливо сказал Федотов и опять рассмеялся про себя. Он слегка захмелел.
– Не понимаешь? В пузенках ихних бурчит, поняла? Налопались и забурчали. Выдающийся я идиот своей жизни! Ну скажи, пожалуйста, куда это меня заносит? Я же в деревню шел. Я бы сейчас был бы давно уже пьян, пирогов бы паперся и спал на печи без задних мыслей. А заместо такого превосходного удовольствия я вот тут сижу и слушаю буркотню в пузах у твоих рыжих чертенят. Дурак я или нет?
– Дурак, конечно... А я рада даже, что поглядела, какой ты бываешь, когда выпьешь...
– А какой? Свинья не свинья, человек не человек, так что-то...
– Нет, ты как ребенок делаешься...
Девочка поднялась, сползла на животе задом с печки, подбежала к двери и затопталась на месте.
– Ой, темно там, боюсь...
– Сейчас встану, погоди!
– Беги, - сказал Федотов.
– Я выйду, в дверях постою.
– Шкорей только, - сказала девочка. Она выбежала, а Федотов следом за ней вышел, захватив с собой пустую бутылку. Отойдя подальше, он зашвырнул ее в реку. Девочка вперед него вскочила обратно в избу, прошлепала босыми ногами по полу, нырнула за занавеску и залезла к матери под одеяло.